— Маттис у меня в спальне. Лежит, смотрит в потолок и не говорит ни слова. Не хочет ни вставать, ни есть. Что нам делать с ним?
— Придет, когда хорошенько проголодается! — ответила Лувис. Но она была озабочена. На четвертый день она вошла в каморку Пера и сказала:
— Иди поешь, Маттис! Нечего дурака валять! Все сидят за столом и ждут тебя.
Под конец Маттис пришел, мрачный, похудевший, не похожий на себя. Он молча сел за стол и принялся за еду. Все разбойники тоже молчали. В каменном зале еще никогда не было так тихо. Ронья сидела на своем обычном месте, но Маттис ее не замечал. Она тоже избегала смотреть на него. Лишь разок она украдкой бросила на него взгляд и увидела, как он изменился, как не похож на того Маттиса, которого она знала! Да, все так изменилось, и все было так ужасно! Ей хотелось убежать прочь, исчезнуть, не видеть больше Маттиса, побыть в одиночестве. Но она продолжала сидеть в нерешительности, не зная, куда деваться со своим горем.
— Ну, что, наелись, весельчаки? — не выдержав молчания, с горечью сказала Лувис, когда трапеза была окончена.
Разбойники поднялись из-за стола, что-то бормоча, и быстро побежали к своим лошадям, которые четвертый день стояли без дела в стойлах. Эти удальцы не могли отправиться на добычу, покуда их предводитель лежал на кровати, уставясь в потолок. Они были недовольны, ведь как раз в эти дни по лесу проехало множество людей.
Маттис куда-то исчез, не сказав ни слова, и целый день его никто не видел.
А Ронья снова помчалась в лес. Три дня она искала Бирка, но он не пришел, она не понимала почему. Что они сделали с ним? Неужели они заперли его, чтобы он не мог убежать в лес и встретиться с ней? Нелегко ей было ждать, ничего не зная о нем.
Она долго сидела у лесного озера, а вокруг нее по-прежнему цвела весна. Но без Бирка она была Ронье не в радость. Она вспомнила, как когда-то бродила по лесу одна и была счастлива и весела. Как давно это было! А теперь ей хотелось, чтобы Бирк всегда был рядом.
Но, видно, и сегодня он не придет. Она устала ждать и поднялась, чтобы идти домой.
Но вот он пришел. Она услышала, как он свистит в ельнике, и радостно бросилась ему навстречу. И вот она увидела его! Он тащил на спине большой мешок.
— Я буду теперь жить в лесу, — сказал он. — Не могу дольше оставаться в крепости Борки.
Ронья с удивлением уставилась на него.
— Это почему?
— Таков уж я есть, не могу больше выслушивать брань и упреки. Трех дней с меня довольно!
«Молчание Маттиса еще хуже, чем упреки!» — подумала Ронья. И тут же она поняла, что ей нужно делать, чтобы больше не мучиться. Бирк сделал это, почему бы и ей не сделать?
— Я тоже не хочу больше жить в Маттисборгене, — воскликнула она. — Не хочу и все! И не буду!
— Я родился в пещере, — сказал Бирк. — И могу там жить. А ты сможешь?
— Вместе с тобой я могу жить где угодно, — ответила Ронья. — А лучше бы всего в Медвежьей пещере!
В окрестных горах было много пещер, но лучшая из них была Медвежья пещера. И Ронья это давно знала. С тех самых пор, как начала бродить по лесу. Ей показал ее Маттис. Мальчишкой он сам жил там не одно лето. Зимой там спали медведи, об этом ему рассказывал Пер Лысуха. Поэтому Маттис назвал эту пещеру Медвежьей, так она и стала с тех пор называться.
Вход в пещеру был на высоком берегу реки, между двумя отвесными скалами. Чтобы попасть туда, нужно было карабкаться по крутым опасным уступам, походившим на узкую лестницу. Но ближе к входу в пещеру эта лестница расширялась и заканчивалась широкой площадкой. На этой площадке, возвышавшейся над ревущей рекой, можно было сидеть и смотреть, как солнце, поднимаясь, заливает светом горы и леса. Ронья сидела там так много раз и знала, что можно жить там.
— Я приду сегодня к Медвежьей пещере, — сказала она. — А ты там будешь?
— Ясное дело, буду. И стану ждать тебя.
В этот вечер Лувис, как всегда в конце каждого дня, веселого или грустного, пела Ронье Волчью песнь.
«Но сегодня вечером я слушаю ее в последний раз», — думала Ронья, и это были печальные мысли. Тяжко было расставаться с матерью, но еще тяжелее перестать быть дочерью Маттиса. Потому она и решила уйти в лес, даже если она уже не услышит больше Волчью песнь.
