Борка тоже растерялся, но быстро пришел в себя. Он понял: теперь все изменилось. Явилась дочь Маттиса, эта дикая виттра, и выручила его из беды. Для чего она поступила столь безрассудно, он понять не мог, но поспешил, хихикая, накинуть ей на шею ремень.
Потом он крикнул Маттису:
— На этой стороне у нас тоже есть подземелья. И для твоей дочери найдется крыша над головой, коли лето будет дождливым. Будь спокоен!
Но какой уж там покой для Маттиса! Он стоял, раскачиваясь тяжелым телом, словно подстреленный медведь, чтобы заглушить невыносимые муки. Глядя на него, Ронья плакала. Он выпустил из рук ремень, надетый на шею Бирка, но мальчик продолжал стоять, не двигаясь, глядя на плачущую Ронью на другой стороне Адского провала.
Тут Ундис подошла и толкнула ее:
— Плачь, плачь! Я тоже плакала бы, кабы моим отцом был такой зверюга!
Но Борка велел ей убираться прочь. Мол, не ее это дело.
Ронья сама назвала отца зверюгой, но теперь ей все же хотелось утешить его, ведь это из-за нее он сейчас мучился так сильно.
Лувис тоже хотела ему помочь, ведь в беде она всегда помогала мужу. Она стояла рядом с ним, но он ее даже не замечал. Он не замечал ничего. В этот миг он был один во всем мире.
Тут Борка крикнул ему:
— Эй, Маттис, отдашь ты мне сына или нет?
Маттис наконец очнулся.
— Ясное дело, отдам, — равнодушно ответил он. — Когда пожелаешь.
— Я желаю, чтобы ты вернул мне его сейчас. Не в конце лета, а сейчас!
Маттис кивнул.
— Я сказал, когда пожелаешь.
Казалось, ему теперь это было безразлично. Но Борка, широко ухмыляясь, добавил:
— И в тот же миг я верну тебе дочку. Меняться так меняться, ясно тебе, скотина?
— У меня нет дочки.
Веселая улыбка исчезла с лица Борки.
— Это что еще? Опять ты замышляешь недоброе?
— Иди, забирай своего сына, — ответил Маттис. — А мне возвращать дочь не надо. У меня ее нет.
— А у меня есть! — крикнула Лувис истошным голосом, от которого даже вороны вспорхнули. — И ты мне ее вернешь, Борка! Ясно тебе? Сию же минуту!
Потом она бросила гневный взгляд на Маттиса:
— Не моя вина, что отец вовсе спятил!
Маттис повернулся и тяжелой походкой зашагал прочь.
Несколько дней Маттис не показывался в каменном зале. Не было его и у Волчьего ущелья, когда обменяли детей. Дочку приняла Лувис, с ней были Фьосок и Юен, которые привели Бирка. Борка и Ундис ждали со своими разбойниками по другую сторону Волчьего ущелья. Разозленная и торжествующая Ундис, завидев Лувис, выпалила:
— Видно, Маттису, укравшему ребенка, стыдно показываться нам на глаза!
Лувис сдержалась и не ответила. Она прижала к себе Ронью и хотела поскорее, не говоря ни слова, увести ее. Прежде она никак не могла понять, почему ее дочь добровольно отдалась в руки врагов, и лишь теперь стала смутно догадываться. Ронья и Бирк смотрели друг другу в глаза, словно они были одни в Волчьем ущелье и вообще во всем мире. Да, эти двое были друзьями, это заметили все.
Ундис сразу поняла это, и это ей не понравилось. Она резко дернула Бирка за руку:
— На что она тебе?
— Она моя сестра, — ответил Бирк, — и она спасла мне жизнь.
Ронья прижалась к Лувис и заплакала.
— Так же, как Бирк спас мою, — пробормотала она.
Но Борка покраснел от злости:
— Стало быть, сын за моей спиной якшается с отродьем моего врага?
— Она моя сестра, — повторил Бирк и поглядел на Ронью.
— Сестра! — крикнула Ундис. — Поглядим, что будет через пару лет!
Она схватила Бирка и потянула его назад.
— Не тронь меня! — воскликнул Бирк. — Я сам пойду, не хочу, чтобы ты дотрагивалась до меня!
Он повернулся и пошел. А Ронья жалобно закричала:
— Бирк!
Но он ушел, не оглядываясь.
Когда Лувис осталась вдвоем с Роньей, она хотела было расспросить ее о том, что случилось, но дочка попросила:
— Не говори мне ничего!
Лувис оставила ее в покое, и они молча пошли домой.
Пер Лысуха встретил Ронью в каменном зале так, словно она избежала смертельной опасности.
— Слава Богу, ты жива, — сказал он. — Бедное дитя, как я за тебя боялся!
Но Ронья пошла в угол, молча легла на свою постель и задернула полог.
— Одни напасти у нас в замке, да и только, — сказал Пер Лысуха, с мрачным видом подкачивая головой. Потом он шепнул Лувис:
