И ни горизонта, ни высоты… Самолет несет меня, несет… Куда несет? И как несет? Мотор только: у-у! у-у! Крылья шипят, расчалки свистят, и ничего не видно! И мысли обрывками — ручку толкнуть? Выскочить? А земля-то близко! Не успею выхватить. Зацеплюсь крылом. Врежусь. И уже затылок сжимают холодные пальцы смертельного ужаса, и уже мне кажется, что я переворачиваюсь…
На секунду мелькнула земля, и я решился: отжал ручку от себя и — выскочил! Высота метров пятьдесят. Незнакомая местность. Где аэродром? А самолет летит. Сам! Уносит меня от аэродрома! Уносит! А я-то что? А я-то кто? Мозг? Да, конечно, мозг, но мозг туго варит! Вернее, совсем не варит…
И если бы я мог присесть на краешек дороги, как это может сделать обыкновенный странник-пешеход, посидеть, подумать!
А тут ведь каждую секунду меняется обстановка и осложняется ситуация. Проклятый самолет может занести меня черт-те куда!
И в голове у меня закрутилось, завертелось, хоть плачь! Где аэродром? В какой стороне? Там? Там? Или там? Что мне делать, как ориентироваться? Подо мной поля, поля, поля. Овраги. Проселочные дороги. Местность совершенно незнакомая!
Беру себя в руки, успокаиваю. Надо же подумать, осмотреться! Осматриваюсь. Нет, незнакомая местность. Я тут не летал. С трудом внушаю себе, что летать-то, конечно, я здесь летал, но на большой высоте, а оттуда все выглядит иначе.
А самолет несет меня, несет… И страх берет. И в то же время ощущаю, просыпается во мне спортивный интерес, передо мной стоит задача, надо ее достойным образом решить.
Сижу, держусь за управление, жду, может быть, наткнусь на что-нибудь знакомое?
Почему-то я все больше пялил глаза налево, считая, что слева должен быть аэродром, а тут посмотрел направо: да вот он — аэродром?! И «Т» лежит, и самолеты рулят. И как его сюда занесло, не пойму, все в голове перемешалось. Однако радость-то какая! Скорей, скорей на посадку!
Я разочарован — задача решилась сама-собой, и ощущение такое, будто меня, как котенка, ткнули носом в блюдце с молоком…
Пытаюсь разобраться, почему аэродром оказался у меня справа, а не слева? Но так и не разобрался, потому что мне надо было с непривычно малой высоты рассчитывать на посадку.
Сел, подрулил. Инструктор Ермолаев светился, как именинник. Впрыгнул на ходу на крыло, забрался в кабину, буркнув мимолетом:
— Молодец! Рули домой! — и положил руки на борта кабины.
Это была первая его похвала и первое доверие — руки на бортах.
Все на меня потом смотрели квадратными глазами, но это мне уже не льстило, потому что в этом полете я кое-что понял, а они — нет.
Конечно, гордиться собой я имел право, хотя бы потому, что доставалось мне все это нелегко, но я понял самое главное: летное дело — это не просто специальность и профессия, а большое, тонкое искусство, в котором надо делать бесконечные открытия, которое надо каждодневно познавать и развивать. И чем больше ты будешь летать, и не просто летать, а летать творчески, с любовью, с жесточайшими придирками к самому себе, тем больше у тебя шансов выйти целым и невредимым из самой трудной ситуации, а это кое-что да значит.
Мне показалось, что я только-только сомкнул глаза стал по-настоящему крепко засыпать, как вдруг чьи-то безжалостные руки затормошили меня:
— Вставай, вставай! На полеты опоздаешь.
Не открывая глаз, я нащупал рукой подушку, поднял ее и положил себе на голову, стараясь закрыть лицо и уши. Но подушка тотчас же отлетела в сторону, и Петр Агеев громким шепотом проговорил:
— Борька, вставай! Довольно дурака валять! Ты же в стартовой команде. Забыл?
Я откинул одеяло и, поднявшись, сел, спустив с койки ноги.
— Ну, чего расшумелся? Ведь ночь же. Темно совсем…
— Ладно, хватит! — нетерпеливо прошептал Петр. — «Темно»! Разлепи глаза-то! Проспал. Второй раз бужу.
Я открыл глаза и поспешно вскочил на ноги. Действительно, уже светало и нужно было торопиться.
Быстро и бесшумно убрал постель, оделся, снял с вешалки шлем с очками и вышел из палатки, в которой, досыпая, сладко похрапывали двое моих товарищей по летной группе.
Завтракать было уже поздно, я проспал. Да и не хотелось. Сон еще сковывал все тело. Потягиваясь, дошел до дороги, ведущей на летное поле, и остановился, поджидая товарищей.
