— И пропустил бы все в любом случае.
— Возможно. Поэтому то, чему меня только что научил отец, так важно. Я должен был узнать, что такое не иметь выбора. Когда я узнал, что он утаил от меня рождение моего сына, я пришел в бешенство, какого раньше никогда не испытывал. Мне казалось, со мной поступили жестоко и несправедливо. Только во время перелета я осознал, что — как ты сказала — пропустил бы все в любом случае. Самое смешное, что это бы по‑настоящему меня расстроило, но я бы придумал тысячу оправданий о долге и интересах страны, утешил бы себя и простил. Мне нужно было испытать настоящую потерю, чтобы посмотреть на все другими глазами.
— Ты хочешь стать хорошим отцом?
— О да. — Доминик засмеялся.
Джинни расхотелось с ним воевать. Ее обрадовало, что у ребенка будет любящий, честный отец, но собственные перспективы отзывались в душе грустью и усталостью.
— Хорошо, — сказала она.
— Ты сможешь простить меня?
— За то, что тебя не было рядом, когда малыш появился на свет? Если это сделало тебя лучшим родителем, тогда — да.
— А за все остальное?
Джинни задумалась, глядя на Доминика. Он был милым, внимательным. Не очень романтичным, правда, но заботливым. Возможно, она тоже вела себя не совсем правильно, когда старалась заставить его полюбить себя, зная, что он этого не хочет.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты хотела чувствовать себя любимой.
«Замечательно, — подумала Джинни. — Сейчас мне больше всего на свете хочется слушать, как он не верит в любовь».
— Это в прошлом.
— Не для меня. Потому что, если ты этого больше не хочешь, я окажусь в незавидном положении. Пока мой самолет летел через океан, я вынужден был признать, что никогда не переставал любить тебя.
— Неужели? — Слезы подступили к глазам Джинни. — А я тебя предупреждала.
— Мне нужно было потерять тебя, чтобы осознать, какое счастье ты мне дарила. — Принц опустил ребенка в импровизированную колыбельку. — И вот я здесь, кладу будущего короля в ящик комода.
Джинни засмеялась и заплакала одновременно. Доминик обнял ее, прижал к груди. Она сотрясалась от рыданий, не в силах остановиться. Пережитое за последние несколько дней маршировало перед глазами: трудные решения, побег, проблемы и сомнения, одиночество, ощущение, что ее предали, и тоска по человеку, который это сделал.
— Тебе надо поспать, — сказал принц, когда рыдания утихли. — Ложись.
Доминик снял с нее обувь, накрыл одеялом, и Джинни провалилась в сон.
Она проснулась от детского плача. Принц лежал рядом, глядя на нее.
— По‑моему, наш сын проголодался.
— Судя по звукам, ты прав.
— Нам все‑таки надо его как‑то назвать.
— Знаешь, после нашего прошлого разговора об именах я не могу перестать думать о нем как о Джимми.
— Король Джеймс. Звучит неплохо.
Джинни достала будущего короля Джеймса из ящика комода и поднесла к груди.
— Когда летим домой?
— Хочешь вернуться со мной?
— Конечно. Мы собрались растить малыша вместе. А твой отец наверняка уже ждет нас со сводом правил и расписанием экзаменов.
— Что‑то подсказывает мне, что он еще долго не захочет никого экзаменовать.
— Возможно, ему самому придется кое‑что мне доказать. За ним серьезный должок, который я не намерена спускать на тормозах.
Они засмеялись под жадное чмоканье маленького принца.
— Есть одна вещь, которую я тебе еще не сказал.
— Какая?
— Я люблю тебя.
Джинни закрыла глаза, впитывая каждый звук этих слов. В Техасе было два часа ночи, когда мир снова стал прекрасным.
