— Была… — отец с усилием сглотнул. — Самая лучшая, висела на видном месте… Однажды смотрел, чуть не повесился…
— Прости…
— Как ты выжил?
— Я просто нырнул, отец… А под водой, можешь мне поверить, все не так ужасно, как снаружи. Там есть за что зацепиться, а если обладаешь сильными легкими, то можно пару минут отдохнуть. Все в порядке, отец. Я здесь, я сильный. Жизнь пинала, но сломала ногу.
— Я знал, что так и будет… Мы обязательно должны сходить на могилу матери, — встрепенулся отец. — Это здесь недалеко, за околицей.
— Я был там, не волнуйся. Два часа назад, перед сумерками. Ты памятник поставил, это хорошо. Вся жизнь у нас такая, отец, — тире между двумя датами… — Алексей не удержался от саркастической усмешки. — Видел могилу следователя Гульберта, который допрашивал меня и поощрял пытки. Умер шесть лет назад, гаденыш. Кто-то помог?
— Никто не помогал, — отмахнулся Дмитрий Иванович. — Закусывать надо. Нажрался до белых соплей и в реку полез с дельфинами бодаться. Туда ему и дорога… Алексей, мне даже нечем тебя угостить, — расстроился отец. — Скромненько живу, ни водочки, ни мяса толком…
— Все в сумке, батя, — улыбнулся Алексей. — И водочка, и мясо. Напиваться не будем, посидим немного…
Они сидели за скромно сервированным столом, взволнованные, расчувствовавшиеся. Выпили по первой, по второй, расслабились.
— Не смотри так, Алексей, — смущенно бормотал Дмитрий Иванович. — Знаю, что сдал. Время летит, а мы, увы, не пилоты… Поделили мы свою жизнь, Алексей, на «до» и «после». Твоя мама заболела после суда. Всплыли разом все болячки — словно с войны вернулась. Почки, язва желудка, сердце стало барахлить… Раньше она меня тянула — и по санаториям возила, и режим питания такой вводила, что Сталин бы обзавидовался. А теперь уже я за ней ухаживал, искал лекарства, врачей. Про свои болячки пришлось забыть, некогда болеть. Продали машину, чтобы как-то выкрутиться, заплатить по счетам. Потом сказали, что срочно требуется операция по шунтированию сосудов. Заложили дом, поехали в Новосибирск — в клинику Мешалкина. Хорошая клиника, и операция прошла успешно, но началась аритмия, проблемы с дыханием. Несколько раз увозили на «Скорой», а однажды не спасли… Похоронил Анечку, вернулся в пустой дом. А назавтра наехали лбы из банка, стали требовать по закладным. Дом пришлось отдать, выдали на руки небольшую сумму, переехал в эту хибару через две улицы от нашего гнездышка на пруду. Новую женщину не нашел, так и обитаю одиноким волчищем. Работал сторожем на пилораме, охранял склады. На нормальную работу устроиться невозможно: во-первых, возраст, во-вторых, как узнают, кто мой сын, сразу на попятную — мол, извините, вы нам не подходите. Временами до того хреново… Но, знаешь, пока держусь, — отец бодро рассмеялся. — За истекший период новых болезней не выявлено, старые ушли в подполье. Сердчишко прихватывает, но ничего страшного, научился эту хворь врачевать. Сам удивляюсь, почему держусь. Ладно, хватит обо мне. — Дмитрий Иванович разлил по стаканам — рука не дрожала, лицо менялось на глазах, обретало цвет, упругость, в жизни человека возник неожиданный стимул. — Ты мне вот что расскажи, сын, — в голосе Дмитрия Ивановича зазвенели ироничные нотки. — В последнее время вокруг Аргабаша творится что-то странное. Люди натыкались на какого-то лохматника-Квазимодо — страшного, как наша жизнь. Избили до полусмерти нескольких пацанов — приспешников нашего районного «папика». Один из них сумел еще что-то рассказать, прежде чем впасть в кому — описал внешность шаромыжника, который их разукрасил. Потом еще троих нашли — в машине в дальнем лесу, та же картина. Жить будут, но разве это жизнь? Дышать через трубочку до гробовой доски, нет уж… И снова один из пострадавших описал приметы бродяги — весь в рубцах, шрамах, живописнее некуда. Вопрос на засыпку, сын, — это колоритное чудище имеет отношение к тебе?
— Это одна из моих сущностей, батя, — смутился Алексей под пристальным взглядом. — Да ладно, не бери в голову. С шаромыжником покончено, он уже не будет пугать людей.
— Но почему такой выбор, Алексей?