— Когда он кривил?
— Ну, когда я ему… черед Димку Косолапова… машиностроительный завод ко дню рождения предложил.
— Который Шубейкина?
— Нет, Фуфайкина, — необходимость упоминать такую мелкую фигурку, акцентировать на ней внимание, вызвала на лице Генерального презрительную гримаску. — Мы его подвели под банкротство, чтобы дешевле выкупить. А эти брать отказались.
— Значит, посчитали, что мало даешь. Ты им сопоставимое отдай.
— Куда деваться, сейчас в угол загнали, приходится от сердца отрывать.
— Не жмись, прошу тебя. Я слечу, и тебе не усидеть.
— А я без комбината останусь, кто тебя спонсировать будет? Мы в одной лодке сидим, а в ней большая течь открылась. Или мы вместе вычерпываем, за сохранение плавучести нашего гнилого суденышка боремся, или оба ко дну пойдем.
— Да знаю я, знаю! Чего ты мне одну песенку поешь? Лучше поделись…
— Я с тобой мало делюсь?
— Ты со мной делишься? Ты с прокурором области делишься, с генералом кагэбэшным делишься. А мне крохи остаются.
— Я виноват, что у них такой аппетит?
— Ты не считал, сколько ты обманутым тобой акционерам должен?!
— А чего вдруг ты спрашиваешь?!
— Да мне Сережка Снимайкин листочек один преподнес. С цифирьками. По его выходит, и говорить-то стыдно! Тебе, чтобы все вражеские глотки заткнуть, сорок пять лимонов надо отдать говорунам и демонстрантам. Ты жмотишься, и, чтобы конфликт загасить, вдесятеро больше в ненасытные глотки всунул уже. И конца-края борьбе вашей не видно.
— Откуда у Снимайкина цифры берутся? Он давно к тебе в министры перебрался, от города оторвался.
— Он-то перебрался, но, вспомни, кто у него в друзьях был, а? Ты себе команду собираешь по принципу личной преданности, жополизов, а он по уму.
— Врет он! Мой Мальков мне подробный доклад…
— Погодь-ка, — бесцеремонно перебил его Губернатор.
Он потянулся из кресла, достал с приставного столика кожаный портфель. Порылся во вместительном нутре его, бросил на обеденный стол фотографию. Глянцевый снимок заскользил по столу, вращаясь, как попрыгастый фигурист на льду. Генеральный подхватил его, не дал упасть.
— Что за дворец?
— Новый дом твоего Малькова. По оценкам риэлтеров и спецов наших, обошелся ему в два миллиона долларов. И это без обстановки! Мебель заказал в Испании, сантехнику в Англии, аппаратуру в Японии. Кафель в Италии по индивидуальному дизайну делают. Какой он у тебя оклад получает? А? Хватит ему или занимать придется? А, может, еще разок тебя обдурит, и перекроет все расходы?
— Погоди… погоди…
— А это, — вторая фотография выполнила на столе тройной Аксель, — его вилла в Испании. Он тебя не приглашал на новоселье?
— Не-а…
— Вот, наглец! Посмотри-ка сюда! Все твои первые и остальные замы за столом. И даже Андрей Андреевич Холодный тут, собственной персоной.
— Откуда у тебя?
Губернатор пропустил вопрос мимо ушей.
— Твой Мальков тебе выдуманные страшилки рассказывает, чтобы с тебя свои десять процентов снять. Врет он тебе. И Эдиссон Балалайкин врет. Ему в столице место приготовили… за спиной твоей. Сказать где? Или сам догадаешься? Вот он и решил, в сговоре с Мальком, подоить тебя напоследок.
— А кто Снимайкина информирует?
— А кто твои акции в цене за полгода вдесятеро поднял? А?
— Кто?
— Ты мне еще прошлым летом клялся, что акции больше ста долларов и через пятилетку стоить не будут. Было такое?
— Ну… мне…
— Бабки зажилить надумал? Нас кинуть?
— Что вы такое говорите, — испуганно перешел на "вы".
— Я тебе говорил, засранцу? что через год пятьсот долларов будет цена!?
— Я когда твои слова своим аналитикам передал, они мне в глаза рассмеялись…
— И сейчас смеются? А? И до сих пор у тебя работают?
— Ну… я не знаю… мне как-то…
— Тупорылые они у тебя, ой какие тупорылые! Прикинь теперь, во сколько тебе их тупорылость вылилась. Сказать, а?
— Во сколько?
— На сегодня в миллиард триста. Это не только твои, это и мои потери! Город, комбинат, область их не получили! Еще столько же ты потеряешь от айпио. Но самое страшное не в этих потерях. Деньги они что? Тьфу! Даже такие большие! Самое страшное, — это тупость. Если бы ты этого аналитика к себе взял, и платил бы ему больше, чем всей твоей своре вместе взятой, нам не пришлось бы снег этот в июле по лыжне рассыпать, с лопатами и метлами шестерками бегать, и дрожать как осиновый лист на последнем в нашей жизни ветру.
