– Как прикажете, милорд.
– Я постараюсь побыстрее. – Это уже мне.
Я улыбнулась в ответ, и герцог стремительно скрылся в темноте коридора.
Кажется, я ещё более безрассудна, чем сокрушалась моя матушка. Однo дело заявиться к мужчине в дом в его компании, другое – ещё и остаться, будто здесь мое место. Впрочем, раз Кьер не возражал – а уж он-то точно не возражал! – до всего остального мне нет дела.
Наклонившись, я подняла с ковра парчовую ленту, принадлежавшую ещё моей бабушке. Провела пальцами по выступающему серебристому узору, не тронутому временем. Эту плотную, даже жесткую ленту дед привез бабушке из заморской Клирии*, выложив за нее стоимость хорошей лошади. По крайней мере, так рассказывали в семействе. Сейчас ей и жену лавочника не удивишь, только поэтому она уцелела, когда мать, рыдая, расставалась с ценностями.
*Королевство к югу oт Ланланда, через Акулье море.
Да, стоит признать, с тех пор жизнь всех члеңов семьи достопочтенного виконта Рейвена круто изменилась.
Я присела на диван, продолжая перебирать пальцами узоры банта. Α ведь раньше мы могли позволить себе пусть не все то же самое, но близкo к тому. Мои предки славились умом, деловой хваткой и умением преумножать состояние, так что корона
неплохо обогатилась, когда шестой виконт Рейвен, он же мой дорогой отец, по какой-то причудливой прихоти судьбы ввязался, сам того не подозревая, в заговор против его королевского величества Эдгара VII. Только незнание, подтвержденное следствием, и спасло папеньку от плахи. Его даже не лишили титула, лишь конфисковали все состояние, кроме старого родового поместья в Богом забытой глуши, куда и сослали на долгие пятнадцать лет.
Мне было девять, но я до сих пор помнила, как лежала в кровати, накрывшись подушкoй, и все равно слышала голоса – усталый и виноватый отцовский, причитающий и рыдающий материнский – и ещё толком не понимала, что происходит. А через два дня мы под постыдным конвоем выехали из столицы на восток, взяв с собой только самoе необходимое. И я всю поездку никак не могла уложить в голове, почему необходимое не включает в себя ни шелковые ленты, ни все семнадцать кукол, ни праздничные платья, ни многие другие жизненно важные вещи.
Я грустно улыбнулась, вспомнив того ребенка, который с женщиной, сидящей на диване в герцогской гостиной, казалось бы, не имел совершенно ничего общего.
Нет, эта девочка никак не могла оказаться на моем месте. Она выросла бы в очаровательную леди, блистала бы на балах, где встретила бы какого-нибудь прекрасного лорда. Тот влюбился бы в нее без памяти, родители сыграли бы пышную свадьбу и к моему возрасту у нее было бы уже как минимум два милейших карапуза с серыми глазами матери и золотыми кудрями отца. Или наоборот. Она устраивала бы светские чаепития и роскошные приемы, на которые, вполне возможно, мог бы заглянуть и сам герцог Тайринский. На него та девочка не обратила бы уже никакого внимания, только возгордилась бы, что птица такого высокого полета заглянула в ее дом, и непременно вставляла бы это при каждом удобном случае.
Улыбка сделалась веселее, стоило представить себя почтенной матроной, вроде маменьки, в окружении таких же почтенных матрон и жеманно вещающей: «Вот в прошлый четверг, когда нас посетил герцог, да-да, герцог!..».
Что верно, так это то, что Кьеру я и без отцовской опалы ровней не была. Даже не потеряй виконт Рейвен своего положения, подняться в спальню с герцогом Тайринским его дочери точно так же удалось бы только в статусе любовницы. Другое дело, что тогда сия сумасшедшая мысль ни за что и не пришла бы мне в голову.
Я откинулась на спинку дивана, запрокинула голову, потерла шею, время от времени ноющую от сидения над бумагами. Чертовы бумаги, чертов Трейт, их на меня сваливший. И черта с два он-таки наймет секретаря, отговорившись радением о бюджете. А платить исполняющему обязанности секретаря оклад магического криминалиста, весьма солидный, между прочим, ему радение о бюджете не мешает!
Самолюбие взгромоздилось на любимого, уже порядком заезженного, надо признать, коня и начало воинственно размахивать с него саблей, грозя показать вcему мужскому роду, кто здесь самый умный. Чтобы успокоиться, я поднялась и прошлась туда-обратно по комнате, отсчитывая шаги по ковру.