двадцать четыре часа…
– Мы сделаем все возможное, чтобы помочь отыскать человека, так поступившего с
Джоном, – заверила Лейн, ее заплаканное лицо перекосилось от горя.
– Мне нужно знать, где были вы и другие члены вашей семьи между десятью вечера
вчера и девятью утра сегодня.
– Вы же несерьезно, - сухо заявила Лейн.
– Если мне нужно исключить любую причастность семьи…
– Отлично, – резко бросила Лейн. – Мы с сенатором принимали друзей до
одиннадцати. – Она взглянула на Кэрри, которая кивала в знак подтверждения.
– Мне понадобятся имена и телефоны ваших друзей. – Сэм дала миссис О’Коннор
свою визитку. – Вы можете оставить информацию на голосовой почте. А после
одиннадцати?
– Пошли спать.
– Вы тоже, мэм? – спросила Сэм у Кэрри.
– Я до двух смотрела телевизор в своей комнате. Мне не спалось.
– А вы? – обратилась Сэм к Лизбет.
С выражением полнейшего негодования та ответила:
– Я была дома в Маклине с мужем и детьми.
– Мне понадобится телефон вашего мужа.
Лизбет бросила на детектива холодный как сталь взгляд, вышла из комнаты и
вернулась через минуту со своей карточкой.
– Спасибо, – поблагодарила Сэм.
Троица покинула гостиную.
– Тебе, в самом деле, нужно этим заниматься сегодня? – спросил Ник у Сэм, когда
они остались одни. – Прямо сейчас?
– Да, в самом деле, – ответила она, болезненно поморщившись. – Приходится играть
по правилам. В расследовании каждая минута дорога. Ты же понимаешь.
– Конечно, понимаю. Но они только что узнали, что их сын и брат убит. Ты могла бы
дать им хоть минут пятнадцать переварить новость, прежде чем бросаться исполнять
полицейские обязанности.
– Я должна работать, Ник. Когда я произведу арест, наверняка они вздохнут с
облегчением, что убийца не разгуливает по улицам.
– Да какая им, черт побери, разница? Разве это вернет Джона?
– Мне нужно возвращаться в город. Ты едешь?
Окинув последним взглядом гостиную, помнившую столько счастливых часов,
которые они здесь провели с Джоном, Ник последовал за Сэм к выходу.
Глава 4
В душе Грэхема О’Коннора померк свет и наступил конец света. Он прислонился к
деревянной белой изгороди, скользя взглядом по простирающимся землям своего
поместья, но из-за слез и горя ничего не видел. Джона больше нет. Джона больше нет.
Джона больше нет.
С того момента, как их позвала Кэрри и сказала, что их в доме ждет Ник, Грэхем
знал. Когда на этот день назначено самое важное в карьере Джона голосование, лишь по
одной причине мог приехать Ник. Грэхем знал, как всегда знал, что есть что-то постыдное
для отца в том, чтобы любить одного ребенка больше других детей. Но Джон был
необыкновенным. С самых первых часов после рождения сына Грэхем разглядел в нем
нечто особенное, благодаря чему и многие другие любили Джона.
С мокрым от слез лицом Грэхем думал, как могло случиться такое несчастье.
– Папа?
Прозвучавший голос старшего сына наполнил Грэхема разочарованием и
ощущением безнадежности. Помоги ему Боже, что он так думает, но почему, если уж ему
было суждено потерять сына, это не мог быть Терри вместо Джона?
Терри сжал плечо отца:
– Чем я могу тебе помочь?
– Ничем, – и Грэхем смахнул слезы.
– Сенатор?
Тот повернулся и увидел Ника в сопровождении симпатичного детектива.
– Мы возвращаемся в Вашингтон, – сообщила она, – но прежде мне нужно
подтверждение, где вы находились прошлой ночью. После десяти.
Каким-то образом старику удалось сдержать охвативший его взрыв ярости из-за
подозрения, что он мог бы иметь касательство к смерти того, кого любил больше всех, за
исключением Лейн, конечно.
– Я был здесь с женой. Мы принимали друзей, играли в бридж, в одиннадцать пошли
спать.
Кажется, ее удовлетворил ответ, и она повернулась к Терри:
– А вы, мистер О’Коннор?
– Я был… э… с другом.
Терри стал совершенно отбившимся от рук бабником с тех пор, как вождение в
пьяном виде поставило крест на его политической карьере за несколько дней до того, как
старший сын собирался объявить о выдвижении своей кандидатуры в Сенат. И в сорок
