— Я надеялся, что до этого не дойдет. — Я принялась бормотать извинения, но он, слава богу, имел в виду не меня. — Просто я хотел, чтобы она приняла участие в создании этой статьи, потому что ей нужно думать о чем-то другом, но все ее мысли по-прежнему только о Гарте. Определенно, он всех нас уже достал.
Итак, он обвиняет покойника, она по покойнику скорбит, а я пытаюсь разобраться с мыслями, от которых голова идет кругом. Вообще-то я с самого начала предполагала, что дело не ограничится банальной статьей, как бы ни хотел этого Эмиль, но все оказывается куда сложнее, чем я ожидала. Или рассчитывала.
— Раз она не возвращается, я должен помочь ей успокоиться, а это займет какое-то время. Давайте я вам позвоню, и мы назначим новую встречу.
Я дала ему номер своего мобильного, объяснила, когда он может найти меня в редакции, и он проводил меня до двери.
— Видите, она продолжает его любить.
— Вижу.
— Жаль, что для этого никто не придумал выключатель. Но если бы мы могли контролировать свои чувства, разве жизнь была бы такой интересной?
Занятный поворот в мыслях скорбящего. Но я промолчала и просто кивнула. Шестое чувство говорило мне, что Гвен Линкольн не имеет отношения к убийству Гарта, но мне не нравилось, как Эмиль изо всех сил старается меня в этом убедить.
На прощание он пожал мне руку, я выскочила в коридор и вызвала лифт. Спускаясь вниз, я думала, каким будет мой следующий шаг, и решила, что необходимо поговорить с Ронни Уиллисом.
Конечно, я пообещала Кайлу не пытаться обойти полицию, а Эйлин — сосредоточить все внимание на Гвен Линкольн. Но если моя цель — доказать, что Гвен невиновна, разве не правильно отыскать виновного? И что же в этом плохого?
Не люблю лгать, и прежде всего потому, что не умею этого делать. Поэтому я прибегаю ко лжи как можно реже и только с теми людьми, которые того заслуживают. И поэтому было приятно наконец-то оказаться в положении, когда можно собирать материал и при этом говорить правду о том, кто ты и чем занимаешься. Или, по крайней мере, почти всю правду.
Удовольствие от того, что я официально веду журналистское расследование, омрачала лишь жуткая версия популярной мелодии, которую мне пришлось прослушать, пока я ждала ответа на звонок. Если не учитывать, что это заставило меня задуматься над вполне житейским вопросом, кому пришло в голову так обкорнать прекрасную песню, все прошло как нельзя лучше. Мне ответила директор по связям с общественностью компании «Уиллис Уорлдвайд», которой я объяснила, что хочу переговорить непосредственно с мистером Уиллисом, поскольку готовлю статью о Гвен Линкольн и меня интересует его мнение о начале их совместной деятельности. О своих планах получить более полезную для меня информацию, которая позволит узнать ответ на другие важные вопросы, я предпочла умолчать.
Меня попросили подождать и оставили наедине все с той же мелодией. К счастью, музыкальная пауза оказалась недолгой, вскоре тот же голос сказал, что у мистера Уиллиса как раз образовалось небольшое окно в его сегодняшнем плотном графике, так что я могу прийти через час: она внесла меня в число посетителей.
«Уиллис Уорлдвайд» располагался всего в нескольких кварталах от нашей редакции на Мэдисон-авеню, но мне понадобилось время, чтобы припомнить вопросы, возникшие во время разговора с Гвен. Видит ли Ронни в этом слиянии объединение равноправных партнеров? Понимает ли он, что, по мнению Гвен, Гарт спасал его от банкротства? Сможет ли он сотрудничать с Гвен теперь, когда Гарта не стало? Что он думает об обвинениях против Гвен?
Продолжая обдумывать вопросы, я вышла из лифта, и перед глазами предстала неожиданная картина. Меня поразила не столько сидевшая за столом изящная брюнетка в наушниках, с пирсингом в брови и металлическим шариком на языке, благодаря которому, должно быть, особенно приятно по тысяче раз в день произносить в микрофон: «Уиллис Уорлдвайд», сколько постер на стене у нее за спиной: увеличенный до невероятных размеров рекламный плакат, пятнадцать лет назад принесший Ронни Уиллису оглушительный успех в мире рекламы. Сомалийский мальчик лет шести смотрит прямо в камеру пронзительно-печальными глазами. Тщедушное тельце прикрывает широкий, усеянный золотыми блестками шарф от вечернего наряда, из которого торчит вздутый от голода живот; и надпись: «А вот так я кажусь упитаннее?»
