— Я думаю, что ты красива в лунном свете. И я подумал о кое—чём, что между нами общее... Райан... мы оба любим Райана.
— Верно.
Она потянулась вперёд и поиграла с его волосами, крутящимися над ухом, и этот маленький несущественный жест заставил его захотеть отнести её на пляж и заняться с ней любовью под звёздами, но для начала ему нужно было набраться мужества и рассказать правду.
— Послушай меня, Джилл. — он не отводил взгляда от её глаз. — Я не выставляю свои чувства на показ. На самом деле, обычно я не особо эмоционален. По крайней мере, не был до рождения Райана. Я не уверен, что чувствую по этому поводу... но я полностью отхожу от темы, — выдохнул он. — Позволь мне начать сначала. Прошлый вечер я запомню до конца жизни. Банально, я знаю, но это правда. — он снова остановился. Вздохнул, поднял взгляд к звёздам, а затем начал снова. — Я пытаюсь сказать, что... хочу, чтобы ты знала, что... Я не помню, когда последний раз хотел поцеловать кого—то так же, как хочу поцеловать тебя. И это чертовски меня пугает. Но я никогда не позволял страху контролировать меня. Никогда не позволял и никогда не позволю.
— Деррек, — сказала она. — Что ты пытаешься мне сказать?
— Я пытаюсь быть абсолютно честным со своими чувствами к тебе. С самого начала ты была со мной открытой и настоящей. Я хочу сделать то же самое.
Она смотрела на него мгновение, прежде чем сказать:
— Это касается Мэгги?
— Нет, — сказал он, качая головой, — не совсем. Это касается нас.
Он почувствовал, как она замерла, её глаза перестали моргать, пока она ждала его слов.
— Я просто пытаюсь быть с тобой открытым, — сказал он. — Ты мне нравишься, и я хочу быть с тобой.
— Ты испытываешь чувства к нам обеим, к Мэгги и ко мне, и ты запутался.
Она была права. Это проблема.
— Да, — сказал он, прислоняясь головой к креслу и глядя на усыпанное звёздами небо, чувствуя, будто с его плеч только что сняли груз весом в тысячу фунтов. Она была абсолютно права.
Джилл свесила ноги с кресла и встала на ноги.
Он поднял голову.
— Куда ты идёшь?
— Уже поздно. Мне нужно ехать.
— Ты не останешься?
— Здесь? С тобой?
Он кивнул, прежде чем понял, что за одну десятую секунды между ними всё изменилось. Он сделал что—то не так? Он вскочил на ноги и чуть не споткнулся о кресло, чтобы добраться до неё. Он взял её за руку и сказал:
— Я влюбляюсь в тебя, Джилл. Я влюбляюсь в тебя так сильно и быстро, что кружится голова.
— Но ещё ты испытываешь чувства к Мэгги.
Он не хотел ничего, кроме как отрицать это, взять все свои слова обратно, повернуть время вспять на несколько коротких минут и начать всё заново. Вся эта прямолинейная правда работала не так, как предполагалось.
— Я пытался быть с тобой честным.
— И я не могу сказать, как сильно это ценю, — без эмоций произнесла она.
— Я надеялся, что то, что между нами было, и моя правда будут началом чего—то невероятного.
Она наклонила голову, проникая взглядом глубоко в его глаза, глядя на него так, будто он был придурком или кем—то ещё хуже. Он крайне надеялся, что, в конце концов, то есть в эти две минуты, она захочет дать им толчок. Заставит его забыть обо всех чувствах, которые у него могут быть к Мэгги, потому что больше всего он надеялся, что конкретно эти чувства просто исчезнут, испарятся в воздухе.
Джилл выпрямилась и собиралась что—то сказать, но почему—то передумала. Она попыталась вытянуть свою руку, но он не отпустил.
— Не уходи, — сказал он.
Она посмотрела на него.
— Я тоже надеялась, что это станет началом чего—то чудесного, но всё так, как есть. Ты ничего не можешь поделать со своими чувствами. Я благодарна тебе за то, что ты открылся мне и рассказал правду. И надеюсь, что ты поймёшь, когда я скажу тебе, что не могу больше делать этого с тобой... быть твоим другом... ходить по магазинам, есть шоколад... сидеть под звёздами. Я не могу делать ничего этого с тобой, потому что никогда не буду знать, думаешь ты обо мне или о ней.
Деррек чувствовал себя потерянным, так что просто стоял на месте как дурак, и наблюдал за тем, как она возвращается в дом, собирает вещи и уезжает. Он хотел побежать и остановить её, прежде чем она уедет, убедить её, что сказал всё неправильно, и она для него единственная, но его ноги приклеились к земле. Он не был придурком. Он был идиотом и придурком.
