Джилл хотела объяснить отцу Деррека, что это не её вина, но не смогла найти слова, чтобы ослабить боль, которую уже причинил Томас.
Медиатор взяла документы у отца Деррека и положила из поверх своих файлов.
Томас взял договор, который тщательно подготовил, но прежде чем успел протянуть его Мэгги, Джилл вырвала договор и разорвала пополам.
— Что ты делаешь? — спросил Томас. — Не веди себя как ребёнок.
— Я хочу, чтобы суд знал, — сказала Джилл медиатору, игнорируя Томаса, — что Деррек Бэйлор хороший человек и чудесный отец. Каждый член его семьи принял меня в свою жизнь без осуждения и вопросов, — она повернулась к семье Деррека. — Я никогда не хотела этого, — она махнула рукой на Томаса. — Я понятия не имела, что мистер Флетчер и его адвокаты опустятся так низко. Мне очень жаль.
— Джилл! — произнёс её отец. — Не нужно извиняться за то, что ты хотела лучшего для своего сына... нашего внука.
— Ты ошибаешься, — сказала Джилл своему отцу. — И я ошибалась. Быть частью семьи Бэйлор, вот, что лучшее для Райана. Мой сын будет счастливчиком, если сможет называть своей такую сострадающую и любящую семью. Эти люди уже любят Райана так же сильно, как любят друг друга. Не знаю, чем я думала, когда пришла сюда, — по её щекам текли слёзы. — Я хочу, чтобы у Райана были поддержка и любовь обоих наших семей.
Она посмотрела на свою маму, которая, казалось, разрывалась между своей дочкой и собственным мужем. Отец Джилл встал, не желая принимать участие в её прочувствованной речи.
— По какой—то причине, — продолжала Джилл, — вмешалась судьба и привела этих любящих людей в мою жизнь и, что более важно, в жизнь Райана. Я просто надеюсь, что семья Деррека сможет простить меня за то, что я заставила их слушать эти неприятные и ненужные нападки, — она выпрямилась, а затем повернулась лицом обратно к Томасу. — Я бы хотела, чтобы ты и твои друзья—адвокаты сейчас же ушли.
Меньше десяти минут спустя, на улице рядом со зданием суда Бёрбэнк, где на Ист Олив не прекращалась пробка, Мэгги подошла к Джилл, останавливая её, прежде чем та зайдёт на парковку.
— Милая речь, — сказала Мэгги.
Джилл ответила натянутой, некомфортной улыбкой.
Мэгги потянулась в свою сумочку, достала диктофон и нажала кнопку проигрыша.
Джилл понятия не имела, что задумала Мэгги, но затем услышала голос Мэгги из динамика диктофона:
— Я люблю тебя. Я хочу всегда быть с тобой. Сбеги со мной, Деррек. Сегодня. Сейчас.
Джилл услышала на записи смех Деррека.
— Ты смеёшься? — спросила Мэгги.
— Прости. Просто ты выбрала безупречное время. Я тебя не люблю, Мэгги.
— Так ты говорил это не только потому, что вчера там стоял Аарон?
— Нет. Я говорил правду. Думаю, меня просто нужно было привести в чувства, чтобы я понял, что не хотел проигрывать тебя Аарону.
— Эй... что ты делаешь?
Послышались какие—то странные звуки на заднем плане, а затем снова голос Мэгги:
— Так ты говоришь мне, что попадался мне на глаза каждый раз, когда выпадал шанс, что разрушил мои отношения, что сделал всё это просто так... потому что ты большой и крутой парень, который привык получать всё? Потому что ты любишь побеждать?
— Я знаю, это плохо, Мэгги. Я бы хотел вернуть всё назад. Я бы хотел раньше увидеть то, что все увидели давным—давно. Я люблю тебя как сестру, но правда в том, что я люблю Джилл. Я не знал, что такое любовь, пока не встретил её.
Мэгги нажала кнопку "выключить".
— Для записи, — сказала она Джилл. — Я не хотела сбегать и выходить замуж за Деррека, но то, что он влюбляется в тебя, поняла намного раньше него. Ещё я поняла, что единственный способ заставить его увидеть правду — предложить ему то, что, как он думал, он хочет. Это был удар ниже пояса, но я записала разговор, — она подняла диктофон. — Я сделала это потому, что хотела доказательство для Аарона. Я не хотела всю оставшуюся жизнь убеждать Аарона в том, что Деррек не любит меня так же, как он. Я люблю Аарона. Всегда любила, — она бросила диктофон в свою сумочку. — Должно быть, ты считаешь меня сумасшедшей из—за того, что я опустилась так низко, — вздохнула Мэгги. — Мне просто нужно было, чтобы все раз и навсегда узнали эту правду.