Ритмы Евразии: Эпохи и цивилизации - страница 97

Перечислять ли те великие создания живописи (Дионисий, Феодосии), те величественные летописные своды, которые возникли в период 1452–1538 гг.? Расцветные признаки этого «векового подъема» бесчисленны. В нем создавалось нанововеликое русское государство и великая русская культура (конечно, на основе уже существовавших традиций).

Не случайно в пределах этого «векового подъема» появилось и замечательное учение инока Филофея о Москве как «третьем Риме».

Отмечу вскользь, что тогда же были заложены основы позднейшего освоения Сибири: поход 1483 г. на нижний Иртыш, пересечение Урала в 1499 г. ратью кн. Курбского. А освоение Сибири я считаю для современности чуть ли не первоосновойрусской мощи, ставящей Русь вообще вне кругавсех прочих держав мира.

О «прогибах» только одно замечание. Тот «кризис мужества», который охватил Ивана в 1480 г. (и который с такою силой обличили наши иерархи), был, по-видимому, не только кризисом мужества. Около 1480 г. замечается заминка в целом ряде политических, экономических и культурных вопросов. Но вскоре эта заминка прошла. Возможно, что такую же заминку удастся установить и для какого-либо момента правления Василия III. В моих записях были на это указания.

Но в общем формула «векового подъема» – этого редкого явления истории – безусловно применима к десятилетиям 1452–1538 гг. ...

Лев Николаевич отозвался в письме по поводу предложенной мною схемы «взлетов» и «прогибов» на Руси в годы 1538–1632 г. Он находит, что эмпирически найденные мною хронологические величины подъемов и прогибов «слишком неточны». Он пишет: «Тут вступает в силу как поправочный коэффициент неучтенная инерция творческого процесса, которой нет при прогибах, ибо там не энергия толчка, а недостаток ее. Напр., строительство, начатое в период подъема, заканчивается по инерции в начале прогиба, так что если брать этот признак без поправки, то границы подъема и прогиба сместятся, дав неверную картину соотношения. Следовательно, прогиб начинается раньше, чем появляются его признаки. Зато подъем начинается одновременно с появлением его признаков, ибо у пустоты нет инерции».

Мне кажется, что в этих мыслях Л. Н-ча много правильного.

Так вот я думаю, что подъем Елены Глинской (1533–1538) был подъемом «по инерции».

Перехожу к вопросу о «Филаретовом подъеме» 1615–1632 гг. Я согласен с Вами в том, что это не был подъем в точном смысле слова, т.е. подъем, значительно превышающий гребень предыдущего взлета; это было именно «восстановление разрушенного», как Вы о том пишете. Я предлагаю для этих случаев (а их в истории немало) особый термин: «восстановительный подъем». Мне кажется, что термин этот передает существо дела.

Я сам на собственных боках перечувствовал «восстановительный подъем» 1945-го и следующих лет – когда восстанавливалось разрушенное немецко-фашистскими захватчиками (как после Смутного времени восстанавливалось разрушенное польскими захватчиками).

Я считаю, что на этот раз безусловный и яркий новый подъем начался этак с 1953–54 гг. В этом отношении нужно уделить всяческое внимание распашке целинных земель. Она действительно вывела сельское хозяйство нашего Отечества (и в особенности таких его частей, как Казахстан) за пределы всего, что было достигнуто в прошлом. Потому-то и я лично посвятил ей две статьи.

Вы совершенно правы: настоящий новый подъем начался в XVII веке на Руси в после-Филаретовский период.

Таким образом я предлагаю различать «восстановительный» подъем и подъем «новый». Под подъемом нужно нормально подразумевать новыйподъем. – В этом правота Ваших замечаний!

Замечательно метко Ваше наблюдение относительно «Филаретова подъема»: «Неудача войны 1632–34 гг. именно показывает, что это не был большого размаха подъем и что собирание сил было еще недостаточно».

Замечу от себя: вся «историческая кривая» была, однако же, на восходящей!

6 ноября 1957 г.

Милый и дорогой Лев Николаевич,

весь позавчерашний день думал о Вас. От всей души и со всем душевным порывом желал Вам успеха.

И сейчас продолжаю волноваться.