Ритмы Евразии: Эпохи и цивилизации - страница 71

Еще значительнее удаляются от понимания природы этноса те этнографы, которые вслед за Ю.В. Бромлеем, называя этнос системой, системной целостностью, подразумевают под этим «совокупность людей, обладающих общими относительно стабильными чертами и особенностями культуры и психики» [5, с.58]. В поисках таких черт неизбежно приходится останавливаться на «представлении об определенной идентичности», «однородности психики членов этноса» [там же, с.176], т.е. констатировать определенное подобие, тождество. Однако такое понимание системности, отмечал Л.Н. Гумилев, подменено в этом случае «принципом сходства и похожести, по необходимости внешней, поскольку внутренние связи при этом подходе уловить невозможно» [114].

Основное при таком предметном взгляде на систему – обнаружение одинаковости людей, в то время как главным должно быть «установление динамических связей между различными людьми. Простейшая система – семья состоит из мужчины и женщины и держится на их несходстве. Усложненная система – этнос или суперэтнос также держится не на сходстве входящих в него людей, но на устойчивости характера и направления... связей» [там же]. Одним словом, основной единицей отсчета при системном подходе к этносу служит не человек, а «характеристика связи». Поэтому у системы нет и не может быть «системообразующего элемента», а есть системообразующие связи определенного типа. Этих связей никогда не заметить в этносе, если попытаться найти какие-то общие черты у его членов.

Уже более 20 лет назад было показано, что универсального внешнего отличительного признака у этноса нет. «Нет ни одного реального признака для определения этноса, применимого ко всем известным нам случаям. Язык, происхождение, обычаи, материальная культура, идеология иногда являются определяющими моментами, а иногда – нет. Вынести за скобку мы можем только одно – признание каждой особью „мы такие-то, а все прочие другие“» [88, с.5]. Противопоставление «своих» и «чужих» («мы» – «они»), данное членам этноса в рефлексии, служит «индикатором для определения этнической принадлежности [97, с.194], а тем самым и особым типом системообразующей связи в этносе. Этнос возникает как целостность, противопоставляющая себя всем остальным целостностям того же типа, и исчезает как система с потерей ощущения „своих“ и „чужих“. При этом, хотя этническая принадлежность и обнаруживается в сознании людей, она „не есть продукт самого сознания. Очевидно, она отражает какую-то сторону природы человека, гораздо более глубокую“ [88, с.4]. Таким образом, „самосознаниетолько опознавательный знак, а не сущность предмета“ [97, с.195].

Однако поиск подобия членов этноса между собой, вызванный банальным натуралистическим восприятием понятия «система», а также убежденность в социальности этноса вынуждают рассматривать именно самосознание в качестве «непременного компонента», «отличительной черты этнической общности» [37, с.176]. Но если этнос существует как объективная реальность, а не является спекулятивной категорией (а это не вызывает сомнений), то он прежде всего должен быть нам «дан в ощущении», на основе которого уже только может возникнуть этническое самосознание, причем не обязательно адекватное. В противном случае этническое сознание (самосознание) определяло бы этническое бытие (принадлежность), что сомнительно. Ведь тогда получалось бы, что можно образовать этнос по договору или добровольно сменить этническую принадлежность, а это противоречит всем известным фактам этнической истории.

Но Ю.В. Бромлей принципиально отказывается от эмпирического обобщения наблюденных фактов, предпочитая «путь восхождения от абстрактного к конкретному» [там же, с.22]. Изучению исторической эпохи он уделяет в основной своей монографии всего 20 страниц [там же, с.274–294], предпочитая теоретизировать о весьма гипотетической первобытности и малодостоверной, паллиативной современности. Неудивительно, что на такой зыбкой почве построить научную концепцию невозможно. Еще хуже другое: те немногие недвусмысленные выводы, на которые решалась официальная советская этнография, оказывались не только неверными, но и чреватыми самыми непредсказуемыми и опасными последствиями для народов нашей страны.