— Ну и ну. В собственном погребе была стрельба, а я ничего не слыхала.
— А мистер Грир знал, что дом предназначен на слом?
— Нет. И раз уж вы спросили, то могу сказать, что он уплатил на два месяца вперед. Он всегда платил вперед — за три-четыре месяца. — Она опять стала разглядывать щербины от пули. — Он редко тут появлялся, но я не задавала вопросов. Ведь если человек хочет держать за собой комнату, где он бывает лишь пару недель в году, это ведь не мое дело, а его. К тому же я столько сэкономила на электричестве, да и белье не надо было менять.
— Мистер Грир мертв. — сухо сказал я. — Его убили.
— Боже ты мой, какая жалость! Он такой красивый, видный мужчина. И кто же его убил?
— Именно это мы и пытаемся понять. Вы не знаете, может быть он кому-то мешал?
— Я ничегошеньки про него не знаю! Я и видела то его всего несколько раз, когда он со мной расплачивался. Да и то только здрасьте-до свиданья.
— Вы не заходили к нему в комнату недавно?
— Нет. Я как раз собиралась сменить ему белье и прибраться, да не успела.
— Можем мы осмотреть его комнату?
Домовладелица приставила бейсбольную биту к стене и сунула руку в карман платья.
— Вот, — сказала она, протягивая мне небольшой ключ на длинной цепочке. — Это универсал. Когда закончите осмотр, оставьте его, пожалуйста, под нижней ступенькой, хорошо?
— Хорошо. Но где его комната, мисс Куни? Неужели в этом подвале?
Хозяйка кивнула на дверь в алькове справа от подвальной лестницы.
— Вон она!
— Ага. Спасибо.
— Всегда рада оказать помощь законникам, — пробурчала она и, подхватив биту, стала подниматься по лестнице. — Я всегда говорю: если помогаешь законникам, когда-нибудь они помогут тебе.
В комнате стояла кровать, похожая на простую кушетку, небольшой комод с потемневшим зеркалом, однотумбовый письменный стол с заляпанной чернилами столешницей, стул с потрескавшейся кожаной обивкой — и больше ничего.
— Хорошее местечко, чтобы залечь на дно. — рассудил Стэн. — По крайней мере, шмон не займет много времени.
В ящике письменного стола мы нашли банку оружейной смазки, промасленную ветошь и замасленный обрывок оберточной бумаги. На бумаге отчетливо пропечатался рельеф вычищенного и смазанного револьвера.
А вскоре в нижнем ящике комода мы нашли сложенный обрывок газеты размером не больше почтовой открытки.
Газетная бумага пожухла, и мне пришлось очень осторожно развернуть страничку, чтобы она под моими пальцами не рассыпалась.
Это была фотография молоденькой девушки с симпатичным личиком и потрясающими ножками. Она поддерживала пальцами края платья, переступая через поток воды, бьющей из пожарной колонки. И как и на той вырезке, которую мы нашли в кармане убитого Грира, все подписи к фотографии были аккуратно отрезаны.
— Ну что, Стэн? Ты будешь по-прежнему утверждать, что Грир хранил эти фотографии только потому, что имел слабость к красивым ножкам?
— Нет, — ответил он. — Видимо, для него эти вырезки представляли какую-то важность. Если человек хранит в двух разных местах одинаковые старые вырезки — значит, они для него имеют огромную ценность.
Я внимательно рассмотрел вырезку и засунул её под пачку сигар во внутренний карман пиджака.
— Но тем не менее, — задумчиво продолжал Стэн, — Грир был многостаночником, так что нет оснований связывать эту вырезку с его убийством.
Я кивнул.
— Мы разберемся с этим — но чуть позже. Так, на всякий случай. А пока что давай закончим обыск.
Комнатка была такая маленькая и так скудно обставлена, что минут через двадцать мы перевернули здесь все вверх дном, впрочем, не стали отдирать половицы и сковыривать обои со стен. За исключением газетной вырезки и бесспорного факта, что Грир хранил в промасленной тряпице револьвер, мы не обнаружили ничего примечательного. Мы заперли дверь, оставили ключ под лестницей и вышли на улицу.
— Сейчас примерно то же время, что и в день покушения на Грира, сказал я. — В барах работает та же смена, и наверное, сидят те же люди, что и позавчера. Ты не против ещё немного пройтись со мной?
— Если честно, то с превеликим удовольствием! — и он обреченно заковылял вперед.
