— А ваш муж, — произнес я, — где он?
— Очевидно, что здесь его сейчас нет.
— Что же здесь очевидного? Я ведь не спрашиваю, находится ли он в комнате. Я спросил, где он. За какую из дверей я должен заглянуть?
— Типичный менталитет сыщика, — проговорила Ильзе Сиверинг с сарказмом, который так ей не нравился. — Неудивительно, что вашего брата не очень-то жалуют.
Я прошелся по комнате, оглядывая весь этот кошмар в стиле барокко. Открыв располагавшуюся слева дверь, я заглянул внутрь.
— Смотрите-ка, и в Баварию приходят номера с ванными, — отметил я.
Ильзе ехидно улыбнулась.
— Почему бы вам не заглянуть в шкаф? — заметила она, указав на вторую дверь.
Я подошел ко второй двери. Она тихонько вскрикнула и бросилась ко мне.
— Подождите! — воскликнула она. — Я вовсе не хочу неприятностей. Я приехала сюда, чтобы помочь. Убедить в чем-либо Лидса было невозможно. Я пообещала ему привезти Фреда, но при условии, что он не будет задавать никаких вопросов. То, что он их мне не задавал, едва его не убило, но мне быстро оформили паспорт и заказали билет на самолет. Я приехала. Я никогда не хотела неприятностей, не хочу их и сейчас. Прошу вас…
Когда я открывал дверь, она побледнела. Да, это был еще тот шкаф. Внутри него помещалась целая спальня на тот случай, если вы путешествовали с детьми, или же повздорили с женой. Комната была небольшая и битком набитая статуэтками в стиле рококо и безделушками из морских раковин. На односпальной кровати возлежал, взирая на меня холодным взглядом, вполне одетый и бодрствующий мужчина. Меня охватило странное чувство, как будто я не то, чтобы однажды уже пережил эту сцену, но знал этого слегка помятого человека на кровати всю свою жизнь, хотя прекрасно сознавал, что до сего момента я ни разу во плоти его не видел. Его синий костюм из несминаемой ткани явно нуждался в стирке и сушке на вешалке. Он продолжал лежать, подперев голову рукой, и ответил на мой весьма бестактный взгляд точно таким же взглядом.
Всего лишь несколько секунд понадобилось мне для того, чтобы понять, почему же он все-таки не встает. На ночном столике я увидел бутылку, в которой оставалось пальца на два выпивки. В глазах человека на кровати я, вероятно, выглядел в таком же рококо, как и вся остальная комната. А может быть, наоборот, вся комната сверху донизу казалась ему абсолютно гладкой. Если бы он все-таки поднялся, то вряд ли смог бы пройти по прямой даже с натяжкой. Тем не менее, одному ему известным усилием воли он умудрялся сохранять на лице надменное и преувеличенно трезвое выражение. Это было хорошее, симпатичное лицо. Если следовать логике Бадди Лидса, то его даже можно было назвать лицом человека, за которого вы бы отдали свой голос. Лицо венчала несколько растрепанная светлая шевелюра, и все это вместе взятое опиралось, вернее сказать, опиралось бы, если бы он все-таки встал, на довольно-таки тонкокостное и длинное туловище.
— Привет, Тартюф, — поздоровался я. Человек на кровати улыбнулся и медленно, но с достоинством поднялся и сел.
— Я невольно слышал ваш разговор, — произнес он извиняющимся тоном. На предвыборном митинге его голос вряд ли нуждался бы в микрофоне. — Значит, вы — Драм, не так ли?
Ему было где-то под сорок, немногим больше, чем мне, однако каким-то образом ему удавалось создавать впечатление солидности и силы, и это превращало его молодость в политическое преимущество.
— Кто это — Тартюф? — поинтересовалась Ильзе.
— Персонаж французской пьесы, — ответил я. — Прошу извинить меня за то, что проявляю эрудицию, но я вычитал об этом в одной книге. Он был главным героем, но не появлялся вплоть до финальной сцены. Однако это не имело значения, потому что все действие в пьесе происходило или из-за него, или с ним самим, или было связано с ним тем, или иным образом. Он привлек всеобщее внимание еще до того, как все увидели его лицо. Даже если бы он вообще не произнес ни одной реплики, то все равно оставался бы в центре внимания.
Фред Сиверинг опять улыбнулся и проговорил:
— Ильзе, подай мне, пожалуйста, чековую книжку.
Я с трудом сдержал гневные слова, готовые сорваться с моего языка. «Ведь не по первому же впечатлению Саймон Коффин составил свое мнение о Сиверинге», — убеждал я себя, и мне необходимо следовать его примеру. При общем молчании Сиверинг выписал чек, оторвал его и аккуратно поставил свою подпись на корешке. Ильзе взяла чек, глянула на него, улыбнулась и передала мне. Я смотрел на чек, не видя, что там написано. Чернила еще не высохли, и я попытался сосредоточить взгляд на точке, расположенной в трех футах прямо за чеком. Перекинув обе ноги через край кровати и оттолкнувшись от нее двумя руками, Сиверинг осторожно встал. К моему удивлению, пошел он хотя и не очень уверенно, но совершенно прямо по направлению ко мне и, приветливо улыбаясь, протянул руку.
