Рис. Дидий Юлиан.
(5>а) «Я не оказываю помощь народу, поскольку он не призывал меня».
14(1) Захватив власть таким образом, Юлиан стал вести дела так, как свойственно низкой личности, заискивая перед сенатом и теми людьми, которые обладали хоть каким-нибудь влиянием. Он старался то обещать, то угождать, при этом высмеивая и передразнивая любого, кто попадался ему на язык. Юлиан то и дело ходил по театрам и устраивал множество пиршеств.(2) В общем, он не упустил ни одного способа услужить нам. Но и в этой роли он выглядел неубедительно, давая повод для подозрений в том, что кривит душой, пользуясь неумеренной лестью. Ведь всё то, что выходит за рамки приличий, даже если это кому-то кажется приятным, разумными людьми воспринимается как коварство.
(2>а) Когда сенат постановил воздвигнуть ему золотую статую, Юлиан не принял эту почесть, заявив: «Поставьте мне статую из бронзы, чтобы она осталась, ибо я вижу, что золотые и серебряные изваяния императоров, моих предшественников, разрушены, а бронзовые остались». Тут он сделал неправильный вывод, поскольку не металл, а добрые качества правителя сохраняют память о нем; ведь и бронзовая статуя, воздвигнутая ему, была уничтожена после его свержения.
(3) Вот что происходило в Риме. Теперь я расскажу о том, что случилось за его пределами и какие мятежи там поднялись. Дело в том, что сразу три человека, каждый из которых командовал тремя легионами из граждан и многочисленными вспомогательными войсками из чужеземцев, заявили о своих притязаниях на власть над государством. Ими были Север, Нигер и Альбин, причем последний был наместником Британии, Север — Паннонии, а Нигер — Сирии.
(4) Именно это предвещало внезапное появление трех звезд вокруг солнца в тот самый момент, когда Юлиан перед зданием сената приносил жертвы по случаю вступления в должность. Они были так отчетливо видны, что воины то и дело смотрели на небо и указывали друг другу на это знамение; по их рядам стал распространяться слух, что Юлиана ожидает ужасная участь.(5) Мы же, хотя и очень надеялись на то, чтобы так и произошло, и молились за это, но всё-таки из-за страха, который мы тогда испытывали, не осмеливались поднять глаза и лишь украдкой поглядывали на знамение. Вот что я видел собственными глазами.15(1) Из трех военачальников, которых я назвал, самым выдающимся был Север. Предвидя, что после свержения Юлиана все трое вступят в борьбу друг с другом и будут воевать за власть над империей, он решил привлечь на свою сторону одного из соперников — того, кто находился ближе к нему, и передал с одним из доверенных людей письмо к Альбину, в котором он назначал его Цезарем.(2) Насчет Нигера, преисполненного гордыней, так как его призвал народ, Север не питал никаких надежд. Таким образом, Альбин, полагавший, что станет соправителем Севера, оставался на месте, а Север, подчинив себе все территории в Европе, кроме Византия, устремился в Рим.(3) Ни мгновения он не оставался без вооруженной защиты, но, выбрав шестьсот самых лучших людей в качестве телохранителей, проводил и дни, и ночи среди них, а они ни разу не снимали панцирей, пока не прибыли в Рим.
(4) Этот человек за свою испорченность, алчность и разнузданность был осужден приговором Пертинакса, когда был наместником Африки, а теперь тем же самым человеком был назначен одним из первых людей государства в угоду Северу.
16(1) Юлиан, узнав об этом, провел через сенат постановление о признании Севера врагом и стал готовиться к действиям против него. В предместье он выкопал ров и устроил там перемычку с воротами, чтобы оттуда делать вылазки и вести военные действия.
(2) И Город в эти дни превратился не во что иное, как в военный лагерь, расположенный словно во вражеской стране. Среди тех, кто занял позиции, царил полный беспорядок, поскольку в учениях участвовали люди, кони и слоны, каждый на свой лад, а остальных охватил великий страх при виде вооруженных людей, которых они ненавидели.(3) Бывало и так, что нас охватывал смех, так как и преторианцы не совершали ничего, что соответствовало бы их званию и притязаниям, поскольку они привыкли к изнеженному образу жизни, и моряки, вызванные из флота, стоявшего в Мизене, даже не знали, как заниматься боевой подготовкой, а слоны, которых обременяли башни, больше не хотели терпеть на своей спине погонщиков и сбрасывали их на землю.(4) Но больше всего нас забавляло то, какие мощные ограды и ворота строились для укрепления дворца; ведь если казалось, что Пертинакса воины не убили бы так легко, запри он входы во дворец, то и Юлиан полагал, что даже после проигранного сражения сможет уцелеть, укрепив дворец и укрывшись там.