Деятельность Вагнера в Баварии была очень разнообразна. Сильный поддержкой короля, он теперь стал действовать не стесняясь и проводить свои планы и начинания – прежние и новые. Так, вскоре же после приезда в Мюнхен он занялся, по соглашению с королем, реорганизацией мюнхенской консерватории по плану, некогда им выработанному еще в Дрездене. Для “Нибелунгов” задумано было выстроить особый театр, и даже велись об этом переговоры с архитектором Семпером, которого вызвали в Мюнхен. Готовилась постановка “Тристана и Изольды”, для чего выписывались из разных мест Германии артисты-исполнители, могущие удовлетворить взыскательного автора. И Ганс Бюлов, любимый ученик и поклонник Вагнера, тоже был вызван в Мюнхен и даже получил какую-то придворную должность.
А в ожидании постановки “Тристана и Изольды” в Мюнхене давался “Тангейзер”, был вновь поставлен на сцену “Моряк-скиталец” и давались концерты с исключительно вагнеровской программой. Вагнер хотел приучить публику к своей музыке и таким образом подготовить успех для своей новой оперы. Впрочем, для достижения последней цели он принял и некоторые другие меры, а именно: решил, что в театр на представление “Тристана” будет иметь доступ только публика, сочувствующая автору. Так, в апреле 1865 года в некоторых венских газетах появилось письмо Вагнера под заглавием “Приглашение моим друзьям”; это “Приглашение” созывало со всего света друзей композитора к предстоящим представлениям или, как он их теперь называл, “праздничным сценическим представлениям”, “сценическим праздникам” (Buhnenfestspiel). 10 июня 1865 года наконец начались эти “сценические празднества”.
Их было всего четыре. Они были действительно образцовыми представлениями во всех отношениях: и по исполнению, и по грандиозности обстановки, и по затратам, каких стоила казне эта опера. Дирижировал все четыре раза Ганс Бюлов, а залу театра наполняла только избранная публика, действительно вполне дружественная автору. При таких условиях нужно ли говорить, что получился полнейший успех? Громом рукоплесканий отзывалась “избранная” публика; король, присутствовавший на первых двух представлениях, аплодировал после каждого акта, овациям конца не было, и отзвуки этих оваций разлетелись по всем концам Европы; у нас они доставили Вагнеру группу восторженных почитателей и, может быть, сочувствие некоторой части публики, во Франции же произвели обратное действие: там очень смеялись над мюнхенской “избранной” публикой, над этими “сценическими празднествами” с заранее гарантированным успехом и над новой манерой создавать себе популярность.
Итак, положение нашего композитора, казалось, было упрочено: он имел надежную поддержку короля, он имел во всех концах Европы друзей, которые приезжали аплодировать всему, что выходило из-под его пера, он видел наконец грандиозный успех “Тристана и Изольды”. В 1867 и 1868 годах таким же порядком, т. е. с таким же великолепием, с такой же созванной, избранной публикой и таким же успехом были поставлены и разыграны “Тангейзер”, “Лоэнгрин” и “Нюренбергские певцы” – последнее, только что перед тем оконченное его произведение. Материальное обеспечение Вагнера благодаря щедрости короля было тоже очень удовлетворительно. Но при всем том читатель ошибется, если подумает, что мытарства Вагнера тут и окончились. Нет, еще нет: Вагнера скоро выгнали из Баварии. Но прежде всего скажем несколько слов об отношениях к нашему автору короля Людовика II.
Отношения эти были очень странны. Молодой король питал к Вагнеру нечто гораздо большее, чем обыкновенное чувство уважения; это была привязанность, это была дружба и даже нечто еще большее: это было какое-то страстное обожание, очень близкое к помешательству. Он окружил себя картинами и эстампами, изображавшими разные сцены из музыкальных драм Вагнера; он бредил Вагнером и только Вагнером, решительно забывая свои обязанности правителя. Говорят даже, что он носил костюмы, театральные костюмы разных героев его произведений. Впоследствии он приказал еще изготовить для себя особый челнок, который везли два искусственных лебедя, снабженные очень сложными механизмами; и на том челноке бедный король, одетый в костюм Лоэнгрина, катался по озеру замка Штарнберг, воображая себя рыцарем Грааля. Все эти странности, естественно, тревожили министров короля и производили впечатление политического скандала. Общественное мнение возмущалось все более против короля-мечтателя и всем известного фаворита его Рихарда Вагнера, которому не без основания приписывали всю вину происходившей с королем беды. Все обвиняли Вагнера, что своими разорительными затеями он истощает бюджет небогатой Баварии: чего стоили его дорогие оперы, чего будет стоить предположенный грандиозный театр специально для вагнеровских произведений! Он берет еще от короля значительную пенсию, он ничего не жалеет для удовлетворения своих расточительных привычек – он, этот чужеземец-пруссак, этот атеист, этот заведомый революционер! и пр., и пр. Ненависть населения к Вагнеру возрастала не по дням, а по часам. Автономисты, консерваторы, клерикалы, словом, все партии соединились против Вагнера. А сколько тут было еще личных врагов его: разных профессоров консерватории, благодаря ему потерявших занятия, оперных артистов, им обойденных и т. д., и т. д. Вагнер имел удивительную способность восстанавливать против себя решительно всех и вся.
