Ричард Львиное Сердце. Король-рыцарь - страница 109

Что означает здесь термин «рыцарство»?

В современных документах, песнях о деяниях и романах второй половины XII в. французское слово «рыцарство» (chevalerie) уже оказало влияние на его латинский эквивалент militia до такой степени, что изменило его первоначальное значение. Термин militia означал когда-то войско, a milites означали всего лишь воинов, будь то пехотинцы или всадники^>32[627]. В течение XI в. слово miles, сначала в единственном числе (как личное определение с коннотацией качественной ценности), потом во множественном (для обозначения единства профессионального характера), приобретает социально более высокую и более достойную окраску в идеологическом плане. Таким образом, прежде, как правило, в понятии militia — то есть в совокупности milites, иными словами, солдат — противопоставлялись всадники Requites) и пехотинцы (pedites), но уже к концу XI в., а впоследствии еще больше и больше, milites являются, за исключением особых случаев или противоположных уточнений, конными воинами. Тепрь milites противопоставлены pedites. В текстах, современных Ричарду Львиное Сердце, уже можно систематически переводить milites как «рыцари». Это семантическое скольжение не случайно. Оно свидетельствует об изменении восприятия. Отныне, в мировоззрении времени, настоящими воинами, теми, кого «считают», являются рыцари^>33[628].

Эта эволюция смысла является результатом, без сомнения, влияния на латынь местных языков, более близких к военным реалиям времени, чем латынь, язык Церкви и литературы. В своем большинстве термины, обозначавшие оружие и военных, имеют германское происхождение, чем латинское. Слова miles, milites, militia подверглись смысловому изменению, вызванному необходимостью провести разграничение между древними реалиями, обозначаемыми этими латинскими терминами, и более ранними, обозначаемыми другими разговорными словами, употребляемыми в местных диалектах.

Происхождение слов, обозначающих рыцарей в большинстве «вульгарных» языков (в древненемецком (Ritter) и в староанглийском (cniht)), намекает на их изначально скромный социальный уровень — солдатня и прислужники на конюшне. В старофранцузском языке XII в. (chevalier, chevalerie) подобные слова ставят акцент на лошадей и на способ, которым выполняется служба: речь идет о воинской службе с полным вооружением. С момента своего происхождения «рыцарь» обозначает элитного воина-всадника (и не только всадника^>34[629]), а «рыцарство» применяется к их совокупности — тяжелой коннице, а также к их деятельности. *Faire chevalerie» означает вести военные действия в манере рыцарей, а само это слово подразумевает рукопашные схватки, славные и героические подвиги. Впоследствии термин стал обозначать любое достойное поведение, сообразное этике, принятой рыцарством в тот самый момент, когда оно в конце XII в., а может быть, и в XIII в. принимает институциональные очертания, обязывающие вплоть до конца Средневековья следовать культурной модели, рыцарскому идеалу, который в некоторых своих аспектах предвосхищал модель «почтенного человека», которая сменит их в дальнейшем.

Однако не стоит, как это порой делается, придавать словам «рыцарь» и «рыцарство» с самого начала их появления в нашей литературе (первая половина XII в.) этический, социальный и идеологический смысл, который, безусловно, появляется в них уже в конце того же века — в эпоху правления Ричарда Львиное Сердце, еще более отдаляя их от латинской лексики. Статистическое изучение латинских слов miles, milites, militia и их французских эквивалентов «рыцарь» и «рыцарство» на протяжении XI и XIII веков отчетливо демонстрирует прогрессивное слияние различных коннотаций, произошедших от этих слов^>35[630]. Это слияние происходит именно в эпоху Ричарда Львиное Сердце. Термины, имеющие отношение к рыцарству, еще не полностью потеряли свою окраску, связанную с чисто профессиональным ремеслом, военным делом, однако в это время уже появляются многочисленные коннотации более благородного характера, не только профессионального, но и социального, этического, идеологического порядка. Изучение этой специфической лексики романов Кретьена де Труа, современника Ричарда, делает очевидным ключевую важность этого периода, и в частности важность этих романов, в формировании рыцарства и «рыцарского менталитета»