Ричард Львиное Сердце. Король-рыцарь - страница 108

Тем не менее, можно собрать из разных источников обрывки информации и соотнести их с тем, что мы знаем о его отце Генрихе II, с которым его иногда сравнивали. Группируя в один текст три рассказа, возможно подлинных, авторства Петра Блуаского^>25[620], современника Ричарда, французский историк Шарль Пти-Дютайи набросал следующий портрет Генриха II:

«Это рыжеволосый мужчина среднего роста; у него львиное, квадратное лицо с выпученными глазами, наивными и нежными, когда он в хорошем расположении духа, и мечущими молнии, когда он раздражен. Его ноги всадника, широкая грудь, руки атлета выдают в нем сильного, ловкого и храброго мужчину. Он никак не заботится о своих руках и не надевает перчатки, когда держит сокола. Он носит удобную, не роскошную одежду и прически. Он борется с ожирением, которое он победил с помощью умеренности и упражнений, и благодаря ходьбе и верховой езде, он сохраняет молодость и утомляет более крепких компаньонов. С утра до вечера, без передышки, он занимается делами королевства. Кроме как на лошади или за столом, он никогда не сидит. Иногда ему случается совершить конную прогулку в четыре-пять раз длиннее, чем обычно. Очень сложно узнать, где он и чем он будет заниматься в течение дня, так как он часто меняет планы»^>26[621].

В этом описании можно заметить многие черты, которые, возможно, можно найти и у его сына, и это не только сравнение со львом, склонность к ожирению (и, кажется, Ричард не победил его умеренностью), чрезмерная активность, вкус к верховой езде и охоте, непостоянство или быстрая смена настроения и планов.

Шарль Пти-Дютайи добавляет (чего не говорил Петр Блуаский), что он был большим распутником, и то же самое можно сказать и о его сыне, как мы увидим дальше.

Геральд Камбрийский сравнивает Ричарда с его братом Генрихом Молодым и говорит, что оба были большими, или, во всяком случае, ростом выше среднего, и оба имели внешность людей, умеющих командовать. Вместе с тем он подчеркивает, как и многие другие, что Генрих посвящал себя турнирам, в то время когда его брат предпочитал войну^>27[622]. Что касается телосложения, то кажется, что в молодости Ричард был стройнее, чем его отец, но ожирением он стал страдать до своего отъезда в крестовый поход, несмотря на многочасовую верховую езду и интенсивные и частые занятия военным делом, как утверждает Гийом де Нёфбург. Он говорит, что в этот момент Ричард был «утомлен и изнурен бесконечными тяготами военного ремесла, которому он предавался больше, чем надо, начиная с самой молодости, и казалось, что превратности крестового похода на Восток надломили его очень быстро». Он также отмечает, что бледность его лица контрастировала с его телом^>28[623]. Когда они описывают ранение короля в Шалю, некоторые хронисты в равной степени ссылаются на тучность короля^>29[624].

Несмотря на это относительное уточнение, касающееся его физических данных, есть возможность увидеть в Ричарде крепкого мужчину, сведущего в охоте и войне, чрезмерно любящего всякое действие, борьбу, противостояние в играх и сражениях. В этом он похож на рыцарей своего времени, которые могли себя узнать в нем. Спорная поэма, посвященная воспитателю молодого Ричарда, Жоффруа де Винсофу, умершему в 1210 г., оплакивает смерть короля, «сеньора оружия, славы королей», и осыпает проклятиями того, кто осмелился его убить, называя его «неблагородным рыцарем, коварным рыцарем, вероломным рыцарем, постыдным рыцарем на земле»^>30[625]. Такая формулировка, в которой крайне часто используется слово рыцарь (miles), свидетельствует об идее, распространившейся очень рано: такой король-рыцарь, как Ричард, мог быть убит только членом рыцарства, но членом вероломным и неблагородным.

Сам Ричард полностью отождествлял себя с рыцарством. Это уже было отмечено в связи с остроумной репликой короля одному клирику, советовавшему ему отказаться от атаки на греческое войско Кипра, по его мнению, слишком многочисленное:

«Сир клирик, — сказал король, — вы выступаете посредником и вы спешите; оставьте рыцарство на волю Бога и Святой Марии!»