Мне хочется вскочить с кровати и начать колотить в дверь, требовать, чтобы меня отпустили, – да только какой смысл? Вакцина уже в моем теле, и когда организм начнет бороться с вирусом, я все равно испытаю это. Теперь ничего не изменить. Я стараюсь не паниковать. Делаю несколько глубоких вдохов, вытягиваюсь на кровати, пробую отвлечься мыслями. Например: как там Артур? Я бросила его с грязной посудой и спящей за стенкой Ба. Надеюсь, он справился. Когда это все закончится? Я слышу шум в коридоре: кто-то ходит, целая толпа. Должно быть, тех, у кого реакция уже прошла, отпускают домой. Не так уж и долго, – прошло, наверное, около часа.
Прямо за стеной рыдает девочка. Ее плач становится все тише, а потом дверь со скрипом открывается. Затаив дыхание, я прижимаюсь ухом к холодной стене. Женщина говорит моей соседке, что та может идти домой. Выходит, чем скорее я через это пройду, тем скорее буду дома. Но когда же оно начнется?
В коридорах становится все тише. Я решаю считать. Просто считать от одного до бесконечности, чтобы хоть как-то успокоиться. Но после трехсот тридцати устаю, хочется спать. Может, и правда уснуть? Будет не так страшно ждать. Но даже если бы крики не сотрясали бы то и дело больницу, от волнения я все равно бы не уснула.
Время идет, мне становится все хуже. Кажется, скоро я выверну на пол свой ужин. Я решаю немного походить. Перемещаюсь скорее на ощупь, чем с помощью зрения. За ширмой обнаруживаются туалет и раковина; нащупав кран, я включаю холодную воду и умываю лицо. Сразу становится намного легче. А потом в дверь дважды стучат; скрипит, открываясь, замок.
Дверь приоткрывается, и на пол падает полоска света из коридора. Я застываю. Неужели всё? Может, они ошиблись?
– Номер сто семнадцать тридцать четыре, – зовет мужской голос.
Я осторожно выхожу из-за ширмы, отчего-то чувствуя себя виноватой. В дверном проеме стоит мужчина со смуглым лицом, на плечи небрежно наброшен белый халат. Еще один медик? За его спиной – та самая женщина, что привела меня в палату, в руках держит папку для бумаг.
– Ты не снимала датчик?
– Датчик?
– На руке.
– А! Не снимала, – я поднимаю руку, чтобы продемонстрировать браслет.
– Пойдем, – он машет рукой, приглашая меня выйти из палаты.
– Но я… не знаю, как так вышло, но никакой реакции не было…
– Все хорошо. Идем.
Хотя он не улыбается, его голос кажется приятным и довольно дружелюбным. Я решаю послушаться и выхожу из палаты, прихватив с крючка куртку.
Женщина передает врачу одну из бумаг, которые перебирала в папке, и тот пробегает по ней глазами.
– Вероника, значит. Здоровье у тебя что надо, верно? Ни разу не лечилась у нас.
– Наверное, – отвечаю я, недоумевая. Значит, я настолько здоровая, что реакция прошла без боли? Никогда о таком не слышала. Но почему меня не отпускают домой?
Мы шагаем по коридору: мужчина-врач впереди, я за ним, а сзади, как конвоир, идет неприятная седая медсестра. Так доходим до конца коридора, где врач открывает передо мной дверь. За ней вовсе не палата, а большой зал, напоминающий школьный класс. Наверное, в нем собираются на совещания. Он почти пуст, только по разным углам сидят несколько подростков.
– Посиди здесь, я вернусь и все вам расскажу, – загадочно обещает врач, запирая за мной.
Делать нечего. Вечно у меня все не как у людей.
Я оглядываю зал. У окна устроился худой, болезненно бледный парень в очках с толстой оправой, нервно потирает костяшки пальцев. На лавках, приставленных к длинным столам, смахивающим на школьные парты, – еще двое парней; они словно специально сели подальше друг от друга. Один кажется смутно знакомым, есть что-то привычное в его манере отбрасывать темные волосы с лица. Второй, с очень короткой стрижкой, неотрывно наблюдает за мной. Думает, что я не вижу? На последнем ряду – парочка, парень и девушка, оба рыжие и в веснушках. Еще одна девочка стоит в углу, как наказанный за кражу сладостей ребенок. Я узнаю ее. Ната – девчонка из моей школы, но мы почти не общались. Похоже, она еле сдерживается, чтобы не расплакаться. Я рада увидеть знакомое лицо во всей этой путанице, так что тут же подхожу к ней.