— Потому что я воспитанный человек, — отвечает пастор и замолкает.
— Продолжай, продолжай же, — подбадривает его Ингмар, встречаясь с ним взглядом.
— Плевать я на все хотел, — говорит Гуннар.
— Черт, — отвечает Ингмар, проводя рукой по губам.
— С меня хватит, плевать я хотел на весь этот фильм!
— Да пошел ты к чертовой матери!
Ингмар швыряет стакан с водой об стену. Осколки стекла и воды брызжут на детские рисунки и пол. Шипит металлическая коробка одного из прожекторов.
Комната качается, словно плот, Ингмар несется вперед, опрокидывая стул.
Гуннар отворачивается, но Ингмар хватает его за руку.
— Никуда ты не пойдешь! — кричит он. — Понял? Ты останешься и будешь делать то, что я говорю!
Пообедав у себя в номере, он включает взятый напрокат телевизор. Когда изображение становится четким, на экране возникает Бен Картрайт[40], снимающий шляпу.
Словно только дожидался, когда включат телевизор.
Лицо его блестит, седые волосы немного взлохмачены.
Складка, пролегающая на переносице меж черных бровей, наводит Ингмара на мысль о большом накладном носе.
— Кого ты думаешь обмануть, Малыш?
Бен снимает накладной нос и кладет его на Библию. Ворчливо повторяет вопрос самому себе, вытирая пальцем свой курносый сопливый носишко.
Ингмар смущается.
Бен подается вперед, наклоняясь над камерой, словно глядит в зеркало. Когда он стаскивает с себя красивую накладную верхнюю губу, Ингмар выключает телевизор.
Он вспоминает, как взял со стола письмо Дага, оставленное родителями, и читал его в одиночестве, стоя в столовой. Была зима, Даг уже второй месяц служил добровольцем на фронте в Финляндии. Он отморозил уши и ногу, но писал, что чувствует себя хорошо.
«Врешь», — подумал Ингмар.
Даг сообщал, что рассказывать особо не о чем, хотя все знали, что шведские войска оказались в самом центре бомбардировок Кемиярви.
«Впрочем, о войне писать не буду», — добавляет Даг.
Целью этого короткого скупого письма было заставить родителей прислать ему молочного шоколада и шлем.
— У меня есть немного шоколада, — говорит Ингмар, стучась в дверь.
В самом конце гостиничного коридора, возле начала лестницы, настенные бра отбрасывают мощный, но мутный свет на обои с красными медальонами.
Несколько мгновений Ингмар стоит, не шевелясь, и смотрит на коробку с шоколадом. Затем снова тихонько стучит.
Едва слышный треск, прерываясь, прокатывается по потолку.
— Гуннар? — тихо зовет он и опять стучит в дверь.
Закрыв глаза, он одной рукой ощупывает живот, оттягивает тугой пояс на брюках.
Музыка по радио звучит и вновь умолкает. Сонно перекатываются ноты фортепианной пьесы.
— Нам надо поговорить, — продолжает Ингмар, но больше уже не стучит.
Он медленно бредет по коридору, чувствуя, как деревянный пол под ковром прогибается под тяжестью его тела.
Кто-то движется в лучах бра, скрытый ослепительным светом.
Стройная нога, костыль.
Ингмар приближается, но вдруг поворачивается и идет в противоположном направлении, бежит, взлетает по лестнице большими шагами, немного споткнувшись на верхней ступеньке.
Сердце колотится в груди, когда он останавливается возле дверей в гостиную с телевизором. Он старается думать, что не мог видеть кормилицу, в той запущенной комнате, это был кто-то другой. Он ждет, гладит себя по волосам — надо успокоиться. Хочет вернуть лицу его естественное выражение. Свои настоящие губы и глаза.
Свет за опаловым стеклом время от времени вспыхивает.
Вдруг из трещащих динамиков слышатся звуки марша.
Свет гаснет. Наступает тишина.
Ингмар подходит, стучит в дверь, открывает ее и заглядывает. Шарит по стене в поисках выключателя и поворачивает его. В люстре на потолке раздается звон, но зажигается тусклая настольная лампа в форме маленького бродяжки с гармошкой, стоящая в глубине комнаты.
Ингмар входит и пытается улыбнуться, понимая, что все спрятались. Они втиснулись за зеленые диваны, за драпировку, шифоньер и тумбочку с телевизором.
Но он, как ни в чем не бывало, словно не замечая, что его пытаются разыграть, не придавая значения тому, что Ингрид стоит на четвереньках за креслом, а Макс только что скрылся между окном и гардиной, начинает рассказывать о своем сне.
