А. Ш.: Я помню хорошо подход, который мы использовали для «захвата» командных высот, которые надо занять. Решали, например: ни в коем случае не делать отдельно Министерство финансов и Министерство экономики. Почему? Потому что на пост министра финансов Гайдар может пойти, это как бы уже сложилось, а на месте министра экономики может оказаться, условно говоря, «красный директор», и тогда конфронтация неизбежна. Поэтому мы объединили Министерство экономики и финансов и минимизировали потенциальные конфликты.
Другой пример: я был министром труда, но был еще Госкомитет по занятости. Слили Министерство труда и занятости и Госкомитет, создав при министерстве Комитет по занятости. Таким образом, вообще-то, была и административная реформа одновременно проведена, чтобы не было конкурирующих структур, которые имели бы право на одни и те же темы высказывать различные точки зрения.
Мы с Лешей Головковым много времени посвятили этой структурной реформе. Идея была уменьшить правительство, сделать его более компактным, имея в виду в том числе и то обстоятельство, что у нас есть ограниченное число людей, которых можно было продвинуть на ключевые посты. Во-первых, объединенные министерствами самостоятельные госкомитеты и другие ведомства превратились в комитеты при министерствах, а их руководители стали занимать должности заместителей министров. Во-вторых, мы привлекали «буржуазных», вернее, советских спецов, которые, будучи наняты нами (тот же Анисимов из Госснаба), были бы на нашей стороне. Это была демонстрация того, что правительство — вполне понятное Верховному Совету: назначая на второстепенные посты людей, которые их и так занимали либо были первыми замами, мы демонстрировали лояльность системе.
То есть нельзя сказать, что мы не боролись за власть. Мы ее взяли столько, сколько в тот момент было возможно. Взять всю власть тогда было за пределами реальности. В результате сложилась ситуация, которая позволила взять ответственность за социально-экономическую политику (сколько было возможно), в том числе благодаря административной реформе — я считаю, самой удачной из всех последующих административных реформ…
П. А.: Ты рассказываешь о тактике, а общее настроение состояло в том, чтобы получить только экономические рычаги.
А. Ш.: Да, хотя бы экономические рычаги.
А. К.: То есть и речи не было о том, чтобы получить контроль над СМИ, политическими ведомствами?
А. Ш.: Нет, это было нереально. Даже мысли не было о том, что на политику тоже надо замахиваться.
П. А.: Как ты думаешь, почему мы вели себя так скромно? Или, наоборот, нескромно? Не уделяли большого внимания вопросам власти? Не придавали значения этому?
А. Ш.: Я думаю, одна из причин была в настрое этого правительства. Мы ведь убеждали не только себя, но и в том числе Бурбулиса и Ельцина, что мы пришли разгребать авгиевы конюшни и делать непопулярную черную работу. Эту работу за нас никто не сделает, потому что за нее никто по головке не гладит и нас вып…ят из этого правительства через год максимум, а то и к весне.
П. А.: Судя по дальнейшей политической карьере Чубайса или твоей, это было…
А. Ш.: На самом деле считалось, что мы — правительство камикадзе. Мы полагали, что Гриша Явлинский и Женя Сабуров никогда не согласятся на то, чтобы сделать черновую работу типа либерализации цен и уйти.
А. К.: Под улюлюканье толпы…
А. Ш.: Да. Вот мы такие. Мы-то дело пришли делать, нам политические посты не нужны. Ты, Шохин, социальный блок возглавляешь, наверное, ты первый вылетишь. Социальные последствия — они сразу скажутся. И действительно…
П. А.: «Да, я первым вылечу», — отвечал Шохин.
А. Ш.: Хрен тебе. Я хитрый…
А. К.: Фарисейство, позы. Вряд ли обычному человеку вообще нравится мессианская функция, потому что в конце ее — крест.
П. А.: Алик, я на самом деле не думаю, что мы были готовы на Голгофу крест тащить, я думаю, что по зрелом размышлении это был прием, прием захвата власти: мы идем временно, ребята, не волнуйтесь. Вы вернетесь, мы только сейчас разгребем немного конюшни, и вы все в белом придете и нас либо в трюм скинете, либо за борт. И на самом деле в это многие поверили!
