П. А.: Паш, нам Козырев много рассказывал, что главная проблема была в том, что Руцкой подталкивал Ельцина к вмешательству во внутренние дела республик. Руцкой пытался залезть в Приднестровье войсками, в Таджикистан войсками и везде хотел вмешиваться с помощью Российской армии. Козырев говорит, например, что он остановил поход армии Лебедя на Кишинев.
П. Г.: Ну, может быть, я не знаю.
П. А.: Будто Руцкой пытался направить российские части в Приднестровье на Кишинев.
П. Г.: Нет, конечно. Какой поход, когда 14-я армия подчинялась только мне?
П. А.: Да, а Козырев говорит, что Лебедь там тебя интриговал, пытался играть в собственные игры…
П. Г.: Лебедь собирался на Кишинев? Ты что?
П. А.: Не было такого, ты считаешь?
П. Г.: В Приднестровье стояла драная, разрушенная 14-я армия. На Кишинев?! Нет! Кем он там мог воевать?
П. А.: Вот ею — 14-й армией.
П. Г.: Ты шутишь. Там воевать некому было. Ну, может быть, по линии дипломатической, конечно, Андрей предпринимал какие-то шаги…
П. А.: А в Таджикистане? Он говорит, что еще одна задача у него была — удержать армию от разбегания. В Таджикистане все готовы были разбежаться, пограничники, прежде всего, и армия. Он рассказывал нам, что он туда приезжал, уговаривал всех оставаться на своих местах. Что по этому поводу скажешь?
П. Г.: Про пограничников я не знаю, но про свои войска и в Таджикистане, и в Туркмении, и в других республиках…
П. А.: Никто не разбегался?
П. Г.: Никто даже не пытался разбегаться. Я приезжал, с войсками беседовал, что касается других, типа погранцов, то они мне не были подчинены…
П. А.: Это я понимаю. Но армия оставалась под полным контролем?
П. Г.: Армия была под полным контролем. Под полным. Ни одного шевеления влево-вправо не было.
П. А.: Никаких попыток вмешательств во внутренние дела Таджикистана, Узбекистана или еще кого-то не было? Ничего такого, да?
П. Г.: Не было.
А. К.: Итак, вы вывели войска из Чечни, в Чечне осталось стрелковое оружие, и это сильно осложнило ситуацию в том смысле, что у Дудаева появились уже собственные вооруженные формирования, которые были верны только ему. Дальше процесс эскалации был делом времени.
П. А.: Козырев нам рассказывал, что он спас страну от югославского сценария. Ты считаешь, не было такой угрозы вообще?
П. Г.: Ну что ты! Конечно, не было.
А. К.: Мне тоже кажется, что это некая, так сказать, алармистская теория о том, что у нас был шанс сползти к полномасштабной войне за восстановление СССР. Я не вижу серьезных социальных групп, которые бы в то время за это готовы были воевать.
П. А.: Но это ведь то, что нам сказал Козырев. Мы же не специалисты, мы экономисты и вообще про это ничего толком не знали. Кстати, Козырев нам сказал и другую вещь: что он пытался поменять внешнеполитическую доктрину. Прежний, горбачевский курс состоял в том, что мы враги с Америкой и с Западом, но идем на разрядку, а Козырев пытался стать союзником Запада, даже больше — частью Запада. Вот в вашей практической деятельности было какое-то изменение оборонительной доктрины и отношений с НАТО или не было?
П. Г.: Конечно, доктрина поменялась.
П. А.: В сторону большего союзничества?
П. Г.: Мы взяли курс пока еще не союзничества с НАТО, а как бы более близкого взаимопонимания.
П. А.: Идея называлась…
П. Г.: «Партнерство ради мира». Я лично несколько раз в Брюссель ездил. Мы решали вопрос о так называемых фланговых ограничениях, сколько там должно техники быть…
П. А.: Козырев уверяет, что тема нерасширения никогда толком не стояла.
П. Г.: Нерасширения НАТО? В то время не стояла. Хотя говорилось о том, что государства, которые пытались войти в НАТО, никуда не денешься, пусть входят. Но должна быть буферная зона между границами нашими и прежними границами НАТО. А вот эти страны, даже если они будут пытаться войти в НАТО, — это буферная зона. Натовские войска не подвинутся никогда на эту территорию.
П. Г.: Нет. Прибалтийские республики прежде всего.
П. А.: То есть был такой разговор?
П. Г.: Да, конечно.
А. К.: И они обещали не входить, не вводить войска?
П. Г.: Да. Мы об этом договорились.
