Маршрут переезда на Украину проходил по линии Брянской (ныне Киевской) железной дороги через Калугу, Брянск и Унечу («пограничный» пункт между Советской Россией и немецкой зоной оккупации), далее — через Оршу или Хутор Михайловский, в общем направлении на Киев. Другой маршрут на белый Юг проходил через Саратов на Царицын и далее — через границу Всевеликого Войска Донского. Но на этой «эстафете» часто «сходили» с курса и от Саратова, вместо Царицына, отправлялись на Урал и в Сибирь (так на Восточный фронт прибыл полковник Лебедев). К августу 1918 г. этот «путь сообщения с Сибирью», в оценке донесений СВР, становился «все более непроходимым». Поволжье и Урал становились прифронтовым районом, где проходили боевые действия между красной армией, войсками Комуча, Донской армией.
Таким образом, частые взаимные контакты между белым Югом и Сибирью в первой половине 1918 г. были вполне возможны. Уже с весны многие кадеты, члены СОДа, начали покидать Москву для участия в легальной работе в антибольшевистских правительствах. Получив указания от майской конференции кадетской партии, в Сибирь отправились В.Н. Пепеляев и А.К. Клафтон. Московский СВР запрашивал Омск: «Необходимо указать, какие категории лиц нужны Сибири, какие области управления по преимуществу должны быть обслужены», «хотелось бы также знать и про материальные условия, которые обещаются лицам, имеющим отправиться в Сибирь».
Но главное внимание уделялось белому Югу. В течение лета 1918 г. туда выехали Астров, Степанов (ему было переданы резолюции собраний Национального Центра, ЦК кадетской партии и СВР) и Федоров. В сентябре через Оршу и Гомель выехали в Киев Гурко и Меллер-Закомельский. В ноябре на Юг отправились Челищев, Титов, московский мировой судья Г.А. Мейнгардт (возглавивший на Юге «Комиссию по расследованию преступлений большевиков»), а в начале декабря — Н.К. Волков, А.С. Салазкин и А.А. Червен-Водали. Последним из московских «активистов», опасаясь за судьбу своей семьи, остающейся в Москве, на Юг выехал П.И. Новгородцев. Показательно, что выезд некоторых из них (Степанова, Астрова, Челищева) сопровождался назначением их на определенные правительственные должности, предварительно согласованные с генералом Алексеевым. Особое Совещание и местные отделения кадетской партии, особенно Ростовский и Екатеринодарский областные комитеты, должны были тесно сотрудничать с ВНЦ, к чему призывал, например, князь Долгороуков: «Партия Народной свободы, считая теперь надпартийное единение главной своей национальной задачей, может призывать широкие слои общества к содействию заданиям и работе именно Национального Центра», «главная партийная работа наша и состояла именно в образовании широкого междупартийного и общественно-политического фронта, долженствующего подпереть противоболыневистскую военную силу, дать толчок приложения союзнической помощи и способствовать образованию русской государственности».
Роковыми по своим последствиям событиями для московского подполья в 1918 г. стали неудавшееся покушение на Ленина и официальное провозглашение 2 сентября 1918 г. «красного террора». По оценке Гурко, «жизнь в Москве для принадлежащих к прежним зажиточным слоям населения, а тем более — для причастных к прежней государственной или общественной деятельности, стала совершенно невозможной. О какой-либо политической работе с малейшей надеждой на успех не могло быть и речи. Унести ноги от непосредственной близости к большевистскому застенку — вот на чем приходилось сосредоточивать свои усилия…, в Москве почва горела у нас под ногами».
Источники и литература
Вакар Н. Заговор Корнилова (по воспоминаниям А.И. Путилова). // Последние новости, Париж, № 5784, 24 января 1937.
Винберг Ф.В. В плену у обезьян, Киев, 1918.
Виноградский Н.Н. Совет общественных деятелей в Москве. 1917–1919 гг. // На чужой стороне, т. IX, Берлин-Прага, 1925.
Военный листок, Петроград, № 1, 22 апреля 1917.
Генерал Л.Г. Корнилов и А.Ф. Керенский (беседа с П.Н. Финисовым). // Последние новости, Париж, № 5818, 27 февраля 1937.
Гучков А.И. Из воспоминаний. // Последние новости, Париж, № 5668, 30 сентября 1936.
