Было бы гибелью или формальностью ждать колеблющегося голосования 25 октября…»
То есть, дело было не в правительстве, а в съезде Советов.
Большевики управляли Советами, да — но в одном вопросе они были заложниками съезда. А именно — в составе правительства. Существовала грозная опасность того, что съезд решит создать социалистическое правительство из представителей всех левых партий.
В начале сентября большевики выступали за социалистическое правительство — но с тех пор много воды утекло. Самое главное — в сентябре они не собирались участвовать во власти. А сейчас коалиция с умеренными социалистами отбросила бы ситуацию к марту 1917 года, с той разницей, что тогда у создавшей правительство Думы была альтернатива — Советы, а теперь у заменивших ее Советов альтернативы не было.
И ведь ясно, как день, чем все кончится! До сих пор любая совместная деятельность с меньшевиками и эсерами неизбежно увязала в бесконечных дискуссиях, и «однородное социалистическое» правительство было обречено на то же самое. Социалисты потопили бы в увязках и согласованиях те меры, которые надо было проводить немедленно. И главная из них — мир, мир на любых условиях и любой ценой.
Избавиться от социалистов в правительстве после их избрания было бы уже невозможно — их присутствие освящено съездом Советов. Нет, конечно, через полгода можно было бы созвать Третий съезд и устроить еще одну революцию — вот только от страны к тому времени не осталось бы уже ничего.
Да и сам большевистский переворот при таком раскладе терял всякий смысл. Проведя великолепную интригу, низложив старое правительство, своими руками способствовать появлению нового, точно такого же, которое сегодня присягнет Антанте, а завтра позовет кадетов? Собственными руками уничтожить свой основной козырь — окончание войны? Тогда что? Выходить из правительства, начинать все сначала? Так ведь не факт, что переворот удастся повторить.
Так что совершенно понятно, чего хотел Ленин — взять власть к началу съезда и на этой волне попытаться сформировать свое правительство, или хотя бы захватить ключевые позиции. А то ведь дадут портфели министров труда и земледелия — и делай с ними, что хочешь.
Как бы то ни было, ранним утром 25 октября в Смольном, на заседании ЦК, протокол которого не составлялся — а скорее всего, и не заседание это было, а просто разговор, ибо принимали в нем участие Ленин, Сталин, Троцкий, Смилга, Милютин, Зиновьев, Каменев и Берзин, фигуры совершенно разного веса и уровня, — был составлен список нового правительства, членов которого решили назвать не министрами, а «народными комиссарами». Кое-кто из присутствующих посчитал это шуткой — и зря!
Но вот кто придумал и организовал то, что было потом? Не Ленин — у него был другой сценарий. Тогда кто?
День X
…25 октября вступил в действие новый фактор — матросы. Рано утром из Гельсингфорса в столицу выехали три эшелона с моряками и отправилась целая революционная флотилия — пять миноносцев: «Меткий», «Забияка», «Мощный», «Деятельный» и «Самсон» и патрульный катер «Ястреб». Эскадра, отправившаяся тем же утром из Кронштадта, выглядела куда более живописно (нелишне вспомнить, что в Гельсингфорсе заправляли большевики, а в Кронштадте — анархисты). Братишки погрузились на все, что плавало — от дряхлого линкора «Заря свободы», который тащили по сложному фарватеру четыре буксира, до колесных пассажирских катеров, — и весь этот умопомрачительный караван направился в Петроград, делать революцию.
В два часа дня кронштадцы доползли, наконец, до города. Их великое явление воспевалось в популярной тогда песне: «Из-за острова Кронштадта на простор Невы-реки выплывает много лодок, в них сидят большевики» (добавим: и анархисты). В устье Невы уже стояла «Аврора», судовой оркестр играл марш. Три тысячи кронштадтцев высадились на берег.
К тому времени организационный ресурс Военно-революционного комитета начал подходить к концу. Ленин метался по тесной комнатке Смольного, как зверь в клетке, требуя немедленно брать Зимний, но штурм тонул в каких-то организационных неувязках.
