Намеченный план был успешно осуществлен. Устав от беседы с заключенными, Галкин-Врасский не пошел в камеры и только перед уходом обратился с просьбой к политкаторжанам указать ему Николая Константиновича Буха, приговоренного к 26 годам каторги, отец которого был сослуживцем Галкина-Врасского. Когда Бух вышел из толпы политкаторжан, Галкин-Врасский сказал ему:
-- Ваш батюшка просил передать поклон и узнать о здоровье.
-- Благодарю Вас, я здоров, -- ответил Бух. На этом визит ревизора был закончен.
Но во дворе он задал смотрителю тюрьмы последний вопрос:
-- Зачем тут у вас стоит трехсаженный столб?
Смотритель ответил: "Да для фонаря, чтобы освещал двор ночью". Галкина-Врасского такой ответ вполне удовлетворил, и он ушел с территории тюрьмы. В действительности же назначение столба было совершенно иное и было связано с желанием политических каторжан устроить во дворе "гигантские шаги" для физических упражнений. Комендант тюрьмы сначала разрешил, но перед приездом высшего тюремного начальства испугался и в тревоге прибежал к Войноральскому:
-- Как быть со столбом?
Войноральский отвечал:
-- Убирать столб уже поздно. Но если о нем спросят, то можно ответить, что столб предназначен для фонаря.
При выходе со двора тюрьмы начальник Главного тюремного управления бросил одному из чиновников свиты:
-- Да у них здесь совсем не тюрьма, а Запорожская Сечь!
После отъезда комиссии удалось организовать побег еще четверых тем же способом, что и Мышкина с Хрущевым. Теперь уже на шести кроватях лежали манекены. Причем каждый день манекены перекладывали на другие кровати. Были предусмотрены меры для уничтожения всех следов в случае неудачи побега. Чтобы можно было быстро сжечь предметы, служившие для манекенов, в течение ночи топились 2--3 печи. Кроме того, в бане находился на карауле всю ночь один из товарищей и следил за тем, что делается за оградой. Баня находилась как раз напротив мастерских, но внутри ограды. У раскрытой форточки в бане было очень хорошо слышно, что делается у здания мастерских. Сообщения с баней ночью быть не могло, так как политкаторжан на ночь в корпусе запирали. Но выход был найден при помощи световой сигнализации: всю ночь в бане на окне горела свеча, которая была видна из коридора корпуса. Для наблюдения за свечой в коридоре было установлено постоянное дежурство. Было условлено, что в случае неудачи при следующем побеге из мастерских свечу в бане дежурный погасит. Наступил день, когда должна была бежать следующая пара политзаключенных. Виташевский был дежурным в коридоре, как вдруг свеча в бане погасла. Виташевский, не веря своим глазам, пригласил кого-то из товарищей удостовериться в этом и затем поднял тревогу. В следующее мгновение дежурные у топившихся печей разворошили пламя, другие быстро стаскивали к печам с кроватей манекены и рубили их топорами и бросали в огонь. Вскоре от манекенов не осталось и следа, все вещественные доказательства долго разыгрывавшегося спектакля уничтожило пламя. Неудача побега Минакова и Крыжановского связана с тем, что им не удалось действовать бесшумно, как предыдущим товарищам. Часовой заподозрил неладное. В тот момент, когда один из них спускался по углу здания, часовой смотрел в сторону мастерских и ему был виден профиль угла здания и спускавшийся по нему человек. Он открыл стрельбу и всполошил всю тюрьму. Беглецов поймали к утру. В тюрьму прибыло начальство, и началась поименная проверка. Тут же было обнаружено, кроме двоих пойманных, отсутствие еще шести человек. Галкин-Врасский и губернатор получили телеграмму о побеге, не успев доехать до Читы, и тут же вернулись, чтобы лично руководить розысками. Все взрослое население из крестьян близлежащих деревень было мобилизовано на поиски беглецов. Власти сообщали о политкаторжанах всякие нелепые слухи, чтобы восстановить против них жителей окрестных деревень. Вскоре были пойманы еще две пары. Оставались на свободе лишь Мышкин и Хрущев. Найти их удалось с помощью казачьего атамана, первым проверившего их паспорта. По разосланным фотографиям он узнал Мышкина и Хрущева и вспомнил их фамилии, под которыми они путешествовали. Во Владивосток полетела телеграмма с приказом о немедленном аресте. Не зная, что побег открылся, они решили поехать на пароходе в Одессу и оформили свои документы, по которым и были опознаны, арестованы, а затем доставлены обратно в Карийскую тюрьму.
