Его молодая кровь взбудоражена.
Днем он еще в силах сопротивляться царице демонов, но по ночам она стоит у его постели, когда ее прислужница Бат-Хорин держит его, как в оковах, своими костлявыми пальцами. А с нею еще и другая ее прислужница, ведьма, вызывающая позорное бедствие, которого он раньше не знал. «Узрение семени» — «рейат кери» — таково малопонятное название этого бедствия. Когда он лежит бессильный во сне, это чудовище обрушивается на него с трепетным жаром, с нежным поцелуем, едва дотрагивающимся до его щек. Ложится рядом с ним, прижимается к нему так ласково, что ему хочется, чтобы оно никогда не покидало его, а прижималось к нему все сильнее и ближе. И чем больше оно льнет к нему, тем сильнее он себя чувствует, чувствует в себе способность сопротивляться, одержать верх, но в тот момент, когда сила его становится почти невыносимой и готова, как молния, сверкнуть из его тела, — в этот полный блаженства момент он просыпается, леденея от ужаса, и, охваченный отвращением, дрожит и не в силах заснуть до самого утра.
Несколько недель спустя мать ему говорит:
— Только что была здесь дочь кузнеца, — сказала, чтобы ты пришел сегодня после обеда. Заказанная работа готова.
Шутит мать, что ли? Но она совершенно спокойно, с улыбкой, добавляет:
— Вот как ты стал интересоваться делом. С чего это вдруг?
Давид хочет убежать к отцу в его комнату, где тот сидит за учением. Неужели мать в союзе с его врагами? Но когда она бросает на него ласковый взгляд: «Какой ты стал прыткий», ему становится ясно, что она сама стала жертвой обмана. Ее обмануло это хитрое, злое дитя, которое заманивает его на кузницу, чтобы снова сыграть с ним злую шутку.
— Хорошо, я пойду.
Ему стыдно говорить об этой хитрости и обо всем, что ей предшествовало. В сущности, следовало бы раскрыть ложь. Но ему уже некогда. И он старается успокоить себя: ведь не я же все это затеял.
— Ты пойди в кузницу «У лягушки на болоте», — говорит ему мать вдогонку.
Так, значит, она все-таки шутит! Правда, мать ведет дело с несколькими кузнецами. Но разве можно сомневаться, о ком идет речь?
Но стоило ему только двинуться в путь на свидание с коварной дочерью кузнеца, пройти несколько переулков от дома, как он почувствовал, что его ничто уже не может задержать в пути, и на душе у него стало легко и весело.
Падает легкий и теплый дождь. Может быть, это дождь гонит его так, что он еле переводит дыхание. Ему хочется скорей обсушиться где-нибудь под кровом. Улицы за воротами гетто пустынны, — они сегодня еще чище подметены, чем всегда. Лавки закрыты. Кое-где расфранченные люди забегают под деревья, чтобы укрыться от дождя. Деревья аллеями расположены вокруг площади старого города. Всюду раздается смех, пестрят яркие одежды с разрезами и фижмами. Сегодня воскресенье — день отдыха у христиан.
Большие ворота на кузнице закрыты. На мгновенье его охватывает разочарование. Но в это время в верхнем этаже приотворяется окошко, в которое кто-то смотрел. Это она сама.
— Я сейчас открою.
Моника впускает его в кузницу, которая совершенно пуста.
— Никого нет? — задает он глупый вопрос.
Девушка молча идет по двору. Ему остается только следовать за нею. К кому обратиться? Всюду кругом молчание, тишина. Неужели это тот же самый дом, тот же двор? В этом безмолвии все кажется иным, чем в шумные будни.
Под серым небом шевелятся от дождя деревья, покрытые, словно каплями, маленькими зелеными почками. Одно дерево уже все в белых цветах.
— Эта лестница ведет в мою комнату. Она как раз над кузницей. — Девушка указывает на витую лестницу. — Я провожу обыкновенно все время днем и ночью здесь. А теперь мы пойдем в другое здание — там мы все обедаем и живем. Только сегодня отец и мать ушли на церковный праздник в Порич, в деревню, и оба подмастерья пошли с ними.
Давид пересекает двор вслед за болтающей девушкой.
Почему она стала вдруг так болтлива, а раньше не ответила на его вопрос? Это один из ее секретов: иногда она почему-то так странно умолкает и только потом, некоторое время спустя, когда ей вздумается, отвечает на вопрос. Так было и при первой их встрече.
