А Мольхо шептал:
— Как во сне моем — уста к устам и глаз к глазу.
— Мы оба, — прервал cap молчание, — мы оба теперь поведем вас и вместе соберем рассеянных со всех концов земли.
— Царь, помазанник поведет, я повинуюсь, — сказал Мольхо так тихо, словно даже это воздаяние почести было недопустимым противоречием.
В преданном тоне этого голоса Реубени было что-то приятно туманящее. «Правильно, — нашептывал ему счастливый внутренний голос, — правильно, так и надо, мой послушный, добрый сын. Ты не упрям и не чужд мне, как я был в отношении моего отца, ты милый сын, примиряющий меня с моим отцом в могиле».
Принимая почести, которые оказывал ему ученик, он в то же время был свободен от всякого высокомерия, ему казалось, что это почитание является только достойной формой, в которой должна совершиться смена вождей. «Хорошо и справедливо, что он любит меня — преемник и сын, ибо я начал дело и потратил много труда, но теперь он его доведет до конца и превзойдет меня. Достойно и естественно, что не понадобилось спора и насильственного свержения, ибо мы мирно сменяем друг друга. Я всем сердцем приветствую его, сильного, — ведь я так устал».
Добровольно отказаться, уступить с радостным сердцем и видеть сына в зените подвига, — когда сам освобожден от трудов и спокоен, — какая надежда открывалась перед ним!
Самым привлекательным в Мольхо было то, что он совсем не знал, какое впечатление он производит. Он не замечал даже, что Реубени стал относиться к нему как к другу, как к равноправному товарищу, что еще никогда cap ни с кем так близко не сходился. Мольхо оставался по-прежнему робким, почтительным, смиренным учеником перед великим учителем.
В Реубени проснулась новая жизнь. Он с удвоенной уверенностью боролся за конечный успех, добился приглашения на заседание кортесов, которое было созвано в Торрес-Новас. Речь его сверкала умом и убеждением, и он без труда одержал верх над доном Мигуэлем де Сильва, бывшим посланником в Риме, которого друзья инквизиции призвали на помощь как надежного противника Реубени. Снова, как и в деле Фирме-Фе, их надежды были разрушены.
Сообщая своему верному помощнику об отдельных ходах и контрходах, Реубени испытывал такое чувство, словно возводил умные хитросплетения на степень возвышенного подвига. Этим он приобщил соратника к служению благому делу.
Правда, Реубени всего не мог сказать. Откуда он явился, кем он был, как обстояло в действительности дело с царством Хабор — вся эта рискованная ложь должна была поддерживаться до последнего момента, пока дело не увенчается успехом и ложь не станет истиной, все это должно было остаться тайной даже для Мольхо и омрачало какою-то смутной мукой даже эти радостные дни.
Впрочем, для Мольхо они были лучезарны, он не замечал никаких пятен. Теперь он был принят в союз, и притом самим учителем, который уже не таился от него. Это отражалось и на интимном общении с учениками, которому он отдавался с полным увлечением. Впервые в жизни он чувствовал себя среди единомышленников. Друзья, образованные итальянские евреи, подтвердили ему то, о чем он лишь смутно и пылко догадывался в одиночестве, что он тайком собирал, где мог: учение, которое приводило его в состояние блаженства.
А тут еще cap, говоривший с ним как отец. Он с умилением прислушивался к каждому слову Реубени. И потом, должно быть, тихо говорил про себя: «Оно уже настало, это время любви, когда Бог возвещает своему народу: „Я любил тебя вечной любовью“».
Сделать какое-нибудь замечание, возражение, дать совет, — чего, быть может, ожидал от него Реубени, — Мольхо не решался.
Реубени делился с ним не только своими успехами, но также и заботами и горестными сомнениями. Ему, правда, удалось помешать введению инквизиции. Это было, конечно, успехом. «Но, в сущности, это политическая цель, которую преследует папа, а не я». Странная ирония, неудача или — что еще хуже — половинчатый успех: «То, что я выдвинул на первый план, желая угодить папе, действительно и оказалось на первом плане. Достигнута второстепенная цель. Удовлетворен мой доверитель, чье поручение было для меня только предлогом. А сам я неудовлетворен. Какая коварная игра!»
