Он предложил Михалеву показать на месте, как было совершено убийство. Михалев долго мялся возле дома, где проживал в Дубровке, а потом заявил, что ничего не помнит и поэтому не может показать место убийства. Сомнение в душе следователя переросло в уверенность: Михалев не виновен.
Докладывая итоги следствия районному прокурору, Тагиров заранее знал, что прокурор не останется безразличным к судьбе Михалева.
— Не кажется ли странным одно обстоятельство, — выслушав доклад следователя, сказал прокурор. — Признавая себя виновным, Михалев категорически отрицает связь с другим лицом. Но записка, найденная в лесу, написана не его рукой, что подтверждено криминалистической экспертизой. А ведь эта записка свидетельствует о том, что убийство готовилось заранее и преступник намеревался симулировать самоубийство. И кроме того, — ворчливо заметил прокурор, — не проверены до конца взаимоотношения Власовой с подругами… — Тагиров с удовлетворением понял, что прокурор тоже не верит в виновность Михалева, что он внутренне протестует против такого «легкого» конца этого запутанного дела.
На первый взгляд происходило нечто невероятное: Михалев сам признался в убийстве, а следователь заявляет ему, что не верит. Пораженный, Михалев долго и недоуменно моргал глазами и только убедившись, что никто не расставляет ловушек, стал откровеннее. Тогда-то и выяснилось, почему он считал себя убийцей.
— В тот вечер я был сильно пьян, — рассказывал Михалев, — с кем-то подрался. Проснувшись, увидел, что весь в крови, лицо исцарапано. Потом узнал, что убита Мария, Все было против меня — вот и не стал отпираться.
Следователь должен быть объективным. Тагиров никогда не отступал от этого важнейшего принципа. Он твердо помнил, что малейшее нарушение социалистической законности влечет за собой тяжелые, а иногда и непоправимые ошибки. Следователь должен уметь не только разоблачить преступника, но и защитить от случайностей и оговора запутавшегося, но невинного человека, И часто, зайдя ненадолго в зал судебного заседания, где рассматривались расследованные им дела, Тагиров с удовлетворением убеждался, что собранные им доказательства проходят по делу стройной системой, у суда нет оснований сомневаться в их объективности и убедительности.
Несколько лет назад, окончив юридический факультет, Тагиров был направлен на работу в адвокатуру. Сколько ни доказывал он тогда маститым юристам из распределительной комиссии, что его место только в прокуратуре, на следственной работе, комиссия все же решила, что «по складу характера» и способностям он должен быть адвокатом. Потянулись однообразные дни стажирования в юридической консультации.
Просиживая за различными жалобами граждан, молодой человек раздумывал, как уйти из этого учреждения. А когда окончился срок стажирования, Тагиров, придя к председателю коллегии адвокатов за назначением, наотрез отказался от работы.
— Хочу быть следователем! — упрямо доказывал он.
— Но мы даем вам хорошую и интересную работу в большом промышленном районе города.
— Эта работа меня не удовлетворяет, — заявил молодой специалист.
Председатель коллегии, уже немолодой человек, отдавший четверть века любимой профессии, никак не мог понять Тагирова, о котором хорошо отзывались в юридической консультации. И, наконец, сдался:
— Удивляюсь вашей настойчивости. Ну что ж, можете увольняться.
А утром следующего дня Тагиров уже сидел в отделе кадров республиканской прокуратуры.
— Хочу работать следователем.
Начальник отдела кадров, человек среднего роста в форме советника юстиции, глядя на Тагирова, вспомнил, что год назад, будучи членом комиссии по распределению молодых специалистов в университете, он слышал, как этот человек настаивал на следственной работе.
Внимательно выслушав Тагирова и чуть улыбнувшись, он сказал:
— Желание ваше весьма похвально. Надеюсь, вы будете хорошим следователем. Только в городе сейчас вакантных мест нет. Могу предложить Высокогорский район. На днях был у меня районный прокурор, просил подобрать хорошего товарища. Район трудный, но коллектив там слаженный, дружный. Согласны?
