Купцов попросил минералки, а Петрухин — со словами «Лёнька, обратно нас везешь ты!» — затребовал себе холодного пива, поинтересовавшись между делом:
— Костян, а я не понял: а где весь народ? Практически пустой офис!
— Так сегодня Папе девять дней. Вот все дружно на кладбище и ломанулись. А уже оттуда в кабак поедут, на халявное угощение.
— А тебя, значит, за «двойки» не взяли?
— Да чего мне там делать? — поморщился Зеленков. — Опять же, боссы снова насядут: как идет раскрытие? — Он раздал напитки, уселся за свой стол и попеременно посмотрел на партнеров. — Ну так какие будут выводы, господа сыщики?
— Классно твоего Людоеда завалили, — сказал Петрухин. — Хороший убой.
— И это все?
— На данный момент практически все.
— Круто.
— А чего ты хотел? Ты думал, что мы придем, как Шерлок Холмс с доктором Ватсоном, выкурим трубку, на чердаке поводим туда-сюда жалом и назовем фамилию убийцы? Ты же отлично знаешь, что так не бывает. Верно?
— Верно, — кисло ответил Зеленков и закурил.
— Давайте-ка, парни, прикинем, что у нас есть? — предложил Купцов. — А есть у нас вот какой сюжетец: девятого августа в девять ноль-три выстрелом снайпера был убит Образцов Николай Николаевич. Убийцу никто не видел — так?
— Так, — кивнул Зеленков.
— Из улик есть только оружие и перчатки. Про перчатки ничего не скажу, а вот оружие в достаточной степени редкое. Тут возможны какие-то зацепки.
— Да хрен там, — перебил приятеля Петрухин. — Они тоже отлично понимают, что оружие редкое. «Вепрь» — это вам не АКМ. Поэтому они наверняка использовали такой ствол, который ничего нам не даст. Возможно, он вообще левой сборки.
— Толково, — нехотя согласился Зеленков. — Думаю, что ты, Дима, прав.
— А нас, кстати, этот «Вепрь» вообще не особо и интересует, — перехватил инициативу обратно Леонид.
— С чего вдруг?
— Да потому, что он в руках следствия и нас к нему все равно не допустят… Ну как, Костя, можешь еще что-нибудь добавить?
Зеленков пожал плечами: что, мол, тут добавишь? Сейчас он был признателен коллегам уже за одно только, что те не стали задавать дурацких вопросов вроде были ли у покойного враги? Не получал ли он угроз в последнее время? Кому может быть выгодна смерть Людоеда?.. Константин по жизни был опером и отлично понимал, что в данном конкретном случае они столкнулись с классической заказухой. А раскрывают такие убийства крайне редко. Причин тому много — как объективных, так и субъективных. Ну да… сие тема отдельного разговора.
— Значит, — настороженно резюмировал Костя, — не возбуждает дело?
Петрухин хлебнул пива, ответил:
— Извини, Константин, но… ты же сам все понимаешь. Реальных зацепок нет, а если начать разбираться с делами фирмы — так это на сто лет работы: кто кому чего должен? Да кто кого на чем кинул?.. У вас же наверняка сто партнеров и тыща сделок, проценты, доли, акции, рекламации, иски и еще хрен знает что… черт ногу сломит. Так? А в ночных клубах, поди, еще и торговля «колесами» идет?
— Хм… Ну да, есть, скажем так, нюансы, — кивнул Зеленков. — Но у меня вообще-то имеются кое-какие свои соображения.
— А ведь я спрашивал: у тебя есть что добавить? — нетерпеливо напомнил Купцов. — Чего ж молчал-то?
— Так ведь это только «соображения». Фактов нет.
— И все же, что за соображения, Костя?
Зеленков прикурил новую сигарету от окурка, окутался дымом:
— Если вы не беретесь — так чего же переливать из пустого в порожнее?
— В самом деле, — равнодушно подтвердил Дмитрий, допивая пиво и поднимаясь. — Ладно, Костян, мы, пожалуй, поедем… Извини, что отняли время. А за пиво — спасибо. Нефиговое пиво…
* * *
Под подобострастное секьюровское «До свидания, господа! Всего доброго! Приходите к нам еще!» решальщики покинули офис «Феникса».
Петрухин весело и как водится фальшиво насвистывал что-то под нос, а вот Купцов пребывал сейчас в крайней степени раздражения. О, как он был зол и раздражен! Зол на своего партнера, на исходящий от того запах пива в середине рабочего дня. Но более всего его сейчас раздражало петрухинское раздолбайство. Вернее, если называть вещи своими именами, — непрофессионализм. «На людях» Леонид, естественно, подобного показывать и говорить не стал — то было сугубо их, что называется, «внутрисемейное» дело. Так что сейчас Леонид молча направлялся к микроавтобусу, чтобы уже там, внутри, в салоне, дать волю своему гневу.