На всякий случай, я достал телефон и набрал номер Пастернака. Слушая безответные гудки в трубке, я уже повернулся, собираясь возвращаться к машине, как вдруг Сашка потянула меня обратно.
– Тихо! Слушай!
Я опустил мобильник и прислушался.
Из мрака еле слышно доносилась знакомая мелодия. Я сразу узнал задорную одесскую песенку «Как на Дерибасовской»:
Оц тоц перевертоц,
Бабушка здорова,
Оц тоц перевертоц,
Кушает компот…
Этот развеселый припев звучал синхронно с гудками в моей трубке. Не выключая телефон, я открыл калитку и осторожно пошел к зданию. Сашка, боясь отстать, уцепилась сзади за ремень и следовала за мной по пятам, поминутно утыкаясь в спину.
…Оц тоц перевертоц,
И мечтает снова,
Оц тоц перевертоц,
Пережить налет.
Было действительно жутко слушать легкомысленный мотивчик, шагая в кромешной тьме к зловещему дому. Наконец, мы поднялись на высокое крыльцо. Входная дверь была не закрыта на замок и при легком нажатии отворилась. Я, пользуясь экраном телефона, как фонариком, вошел внутрь. Песенка звучала где-то совсем рядом. С трудом разглядев при слабом свете у стены торшер, я включил его.
Сотовый Пастернака лежал на журнальном столике, стоящем перед угловым кожаным диваном на котором в огромной луже засохшей крови скрючился сам хозяин дома. Я нажал клавишу на своем телефоне, и эта неуместная здесь песенка, наконец, умолкла. После осмотра тела стало ясно, что Пастернака убили давно, скорее всего, вскоре после того, как мы расстались в интернет-кафе. Ему одним точным ударом перерезали горло. Профессиональная работа. Выходило, что неизвестный убийца из России сначала побывал здесь, поговорил с Пастернаком и на прощанье полоснул его ножом по горлу. Маленький человечек не отличался безумством храбрых и, конечно, сразу выложил все, что знал. Затем убийца навестил Хичкока, чтобы узнать от него, куда увезли Никасю. Наркоторговец, правда, оказался крепким орешком. С ним пришлось изрядно повозиться, но с помощью топора ответы на все вопросы были получены. Безголовый албанец явно просто попал под раздачу. Оказался не в то время не в том месте. О Кункеле убийце мог сообщить Пастернак. Возникал вопрос: откуда убийца узнал о самом Пастернаке?
Хотя мы с Сашкой уже валились с ног от усталости, я все-таки заставил себя доехать до Бонна. Наконец, увидев зазывные огни какого-то мотеля в пригороде этой бывшей столицы Федеративной Республики Германии, я свернул с автобана. Буквально засыпая на ходу, мы дотащились до номера и упали на широкую мягкую кровать. Бесконечно долгий, жаркий и кровавый понедельник закончился.
Утром меня разбудили радостные трели пичуг за широким окном. Я приоткрыл один глаз. Комната была залита ослепительным солнцем. Новый день обещал быть великолепным. Сашка еще спала, уткнувшись носом мне в подмышку. Вставать не хотелось. Все тело ныло после вчерашних нагрузок. Чтобы избавиться от боли в мышцах необходимо было размяться. Я бросил взгляд на девушку. Вымотавшаяся Сашка продолжала сладко посапывать на моем плече. Жалко будить девчонку, но надо. Нам предстоит семисоткилометровый путь до Парижа. Придется ехать на автомобиле. Поездом или автобусом будет слишком долго, а, если воспользоваться самолетом, я не смогу взять с собой оружие.
Я осторожно поцеловал подругу. Сашка только крепче обхватила меня руками, устраиваясь поудобнее.
– Просыпайтесь, мадемуазель, – нежно сказал я, целуя ее снова.
Сашка глубоко вздохнула и простонала:
– Ох… Поднимите мне веки…
– Вставай, моя панночка. Нас ждет не дождется Париж!
Девчонка недовольно сморщила нос, все еще не открывая глаз.
– Подумаешь, Париж! Просю, мерсю, форсю…
Пришлось применить более радикальные меры. Я стряхнул Сашкину голову со своего плеча и решительно сказал:
– Булкина, вставай! Мне пора на тренировку!
Сашка, наконец, открыла сонные глаза и промурлыкала:
– Ну, что ты все дергаешься, Сереженька? Если женщина не права – надо просто попросить у нее прощения. И вообще, у нас на заводе говорили: «водка – сила, спорт – могила!»
Она зевнула, потянулась и вдруг, сбросив одеяло на пол, оседлала меня.
– Попался? Сейчас вместе потренируемся!
