– А от тебя, Никася, я всего мог ожидать, любой гадости, но, чтобы ты стала воровать у лучшего друга своего отца деловые бумаги?! Ребята вы можете себе такое представить?
Сулейманов театрально развел руками и посмотрел на своих шестерок. Шакир и Тельман стояли не шевелясь, с направленным на нас оружием. Их грубые лица ничего не выражали.
– Ну, чýдно! А вы сами, какие гадости говорили про папу?! – не выдержала Никася. – Я ведь слышала, как вы с генералом над ним издевались!
Это она сказала зря. Сулейманов изменился в лице.
– Что?! Так ты еще и подслушивала, сучка?
Он в ярости подскочил к девушке, но верная левретка свою хозяйку в обиду не дала. Дурочка зашлась таким отчаянным лаем, что оторопевший Сулейманов не решился тронуть Никасю и попятился назад, под защиту пистолетов. В этот напряженный момент неожиданно подал голос Тарантул:
– Анвар Муминович, я могу предложить разумное решение проблемы.
Сулейманов с интересом посмотрел на шантажиста.
– Так-так-так, выкладывай, дорогой, что ты там придумал.
Тарантул сделал пару шагов вперед. Затем заговорил чуть дрожащим голосом:
– Вы, Анвар Муминович, боитесь, что сорвется контракт. Но ведь все еще можно уладить.
– Каким образом?
– Очень просто. В сущности, об этой сделке пока знают только Никася, Баринов, я и эта девушка Александра. Если устранить названных лиц, то контракт еще можно выполнить. А я вам необходим, чтобы убедить Габора в том, что Баринов со своей подругой погибли, освобождая Никасю. На моих, так сказать, глазах.
Тарантул ухмыльнулся своим щелястых ртом, и, от этой отвратительной ухмылки, стал еще противней. В холодных глазах Сулейманова мелькнул интерес.
– Ну-ну, занятное предложение! Что вы на это скажете, Баринов?
Я пробурчал:
– Вы напрасно думаете, что сможете продать оружие. Слишком поздно. Я уже сообщил обо всем Габору.
Тарантул прошипел:
– Анвар Муминович, он блефует! С этим типом надо быть поосторожней. У японцев есть поговорка: «Пройди семь шагов с самураем, и он соврет тебе семь раз!»
На эти крайне возмутительные слова я отвечать не стал. Честно сказать, меня больше интересовал ответ на другой вопрос: куда делся верзила-вахтенный? Когда наша недружная компания покидала яхту, коридор был пуст.
– И что ты хочешь получить за свою помощь? – спросил Сулейманов Тарантула. Тот с готовностью ответил:
– Возьмите меня в долю, Анвар Муминович. Я вам буду очень полезен.
Никася произнесла с презрением:
– Давай, работай дурачок, и получишь ты значок!
Я так никогда и не узнал, действительно ли Тарантул хотел договориться с Сулеймановым, пожертвовав нами, или сознательно тянул время, играя в свою игру. Зато в тот момент, когда Никася замолчала, я узнал, куда исчез вахтенный с «Бонапарта». Внезапно в широких воротах склада появились люди. Пятеро серьезных мужчин со знакомым верзилой во главе. Соотношение сил мгновенно изменилось. Новоприбывшие друзья Тарантула были вооружены автоматами.
Мой учитель, старый Исао, в свое время потратил много трудов, чтобы передать мне секреты психотехники древней самурайской школы дзю-дзюцу «Черный Леопард». Учитель научил меня при необходимости входить в боевой транс. В этом состоянии, благодаря искусственно измененной психике, увеличивается скорость, сила и реакция бойца, а также выключается из сознания страх, жалость и нерешительность. Боец может сражаться вслепую, с завязанными глазами. Он совершенно не чувствует боли и его может остановить только тяжелое увечье или смерть. В результате многолетних специальных упражнений в моем подсознании поселился страшный образ Ангела Смерти – не знающего милосердия сверхубийцы. В критическом положении я мог, с помощью кодовых слов и жестов, вызвать к жизни это абсолютное оружие.
Увидев албанцев, я сжал кулаки и произнес про себя кодовое слово: «ррраха!» Теперь вместо меня в пустом пакгаузе находился тот, от кого не было спасения – беспощадный Ангел Смерти. Мои чувства резко обострились. Зрение, слух, обоняние стали совершенно другими. Отныне полумрак не мешал мне видеть все предметы, даже самые мелкие на расстоянии сотни метров вокруг. Мои уши улавливали многообразие звуков окружающего мира, одновременно ясно различая любой из них отдельно, подобно чутким ушам дирижера громадного оркестра, точно определяющим каждый инструмент, каждую фальшивую ноту в общем исполнении. Я чувствовал всевозможные запахи. Десятки запахов. Все мое естество переполняла чудовищная сила. Эта яростная энергия требовала немедленного выхода.
