Одежда на нём была старая, грязная, местами порванная. Оставалось только догадываться, когда в последний раз он принимал ванну. Если так и дальше пойдёт, стоит попробовать искупать его, пока низший не начал источать неприятный запах, отпугивая остальных. А ещё нужно поговорить со Скэриэлом насчёт дополнительной одежды для нуждающихся. Не хотелось бы, чтобы по нашему «Дому Спасения и Поддержки» ходили оборванцы, напоминающие бездомных.
Сегодня было солнечно. Райли наклонил голову набок, подставляя левую щёку под тёплые лучи, и зажмурился.
Я закончил с дальним растением, опустил лейку на пол и бесшумно подошёл к Райли. У меня не было желания застать его врасплох или напугать. Я вообще не планировал как-либо вмешиваться в то, что происходит в его жизни. Мне-то и своих проблем хватает. Но время шло, а я натыкался на его затравленный взгляд то в одной комнате, то в другой. Я сталкивался с ним в столовой и в коридоре. Каждый раз, натыкаясь на Райли, я хмурил брови, мысленно ругался и удалялся прочь.
– Кто тебя так? – ровным голосом спросил я.
Райли вздрогнул. Плечи его напряглись, словно он был готов к очередному удару. Я не делал резких движений, держа руки вдоль тела. Голос и поза не предвещали никакой угрозы.
У мальчика под левым глазом красовались остатки лилового синяка. Он поспешно прикрыл щёку ладонью и отодвинулся.
– Никто, – буркнул он и не раздумывая спросил: – Когда Скэриэл придёт?
Ему не удалось сменить тему.
– Отчим, значит, – догадался я, подперев спиной стену. Жутко хотелось курить. Не знаю, в чём я нуждался больше: во вкусе терпкого табака или в возможности занять чем-то руки.
Повернувшись ко мне спиной, Райли ничего не ответил. По скованной позе было понятно, что продолжать беседу он не намерен.
– Твоя мама знает?
Я уже было решил, что Райли промолчит, но тут он уверенно выдал:
– Да. Это я подрался с пацанами.
– Конечно, – согласился я.
Райли знал, что я ему не верю. Повисло неловкое молчание.
Я не умею утешать, да и не думаю, что ему нужны были сейчас какие-то слова. Мы все привыкли жить в таких условиях. Меня и Скэриэла били в интернате. Отчим бьёт Райли, а мать закрывает глаза на это безобразие. Кажется, что каждый житель Запретных земель проходит через побои как через своего рода обряд инициации.
Райли около десяти лет, но во время заполнения анкеты он затруднялся назвать свой точный возраст. Ничего не оставалось, как в пустой графе написать: «девять или десять». В Запретных землях довольно сложно уследить за подобными вещами. В действительности здесь редко кто праздновал дни рождения.
Райли бродил по «Дому Спасения и Поддержки» подавленным. Сложно было не заметить опухший глаз с бледно-синими разводами. Что я должен был ему сейчас сказать? «Всё будет хорошо»? «Отчим больше тебя не тронет»? Райли и сам знал, что это наглая ложь. Всех детей в Запретных землях не спасти.
Я беспомощно вздохнул. Наверное, Скэриэл справился бы с этим лучше.
– Когда я вырасту, то побью его, – внезапно твёрдым голосом проговорил мальчик.
Кожа да кости. Кажется, что он даже ниже, чем должен быть. Тонкие тёмные волосы, курносый нос, синева, что кляксами обрамляла большие карие глаза. Райли походил на крысёнка. Он и был этим крысёнком, когда блуждал по улицам в поиске еды, пока отчим с матерью топили себя в выпивке.
– Обязательно, – уверенно кивнул я.
Конечно, побьёшь отчима, если тот раньше не сопьётся.
Схватив лейку, я направился в подсобку. Не отпускало ощущение, что я должен что-то сделать; я не мог просто оставить его в одиночестве у окна. Сходил в столовую, взял горсть конфет – они предназначались для всех после обеда – и вернулся к Райли.
– Держи. – Я высыпал конфеты на подоконник перед ним.
– Что это? За что? – Он отпрянул, округлив глаза.
– Просто так. Съешь, пока остальные на улице.
– Мне нужно что-то сделать? – с подозрением проговорил мальчик.
– Что? – Теперь пришла моя очередь удивляться.
– За конфеты. – Райли указал на сладости. – Что-то сделать для тебя?
– Нет, – недовольно бросил я. – Просто так дал. Ешь.
Дети что, видят подвох, когда их безвозмездно угощают? Я плотно сжал губы, чтобы не возмутиться вслух. Наверное, Центральный район повлиял и на моё восприятие. Сейчас задело то, на что прежде я бы не обратил внимания.