— А вы? Как вы чувствовали себя там?
— Ах, любовь моя, да что я! Я нигде не чувствую себя уютно.
В голосе Реддинга звучало легкое раздражение, досада на себя и свою жизнь, но такое незаметное, что Сюзанна почти не обратила на него внимания. Райс еще не успел восстановить душевное равновесие, а женщина уже требовала:
— Расскажите мне о животных Африки.
— Они очень эффектны, хотя судьба их зачастую трагична, — темные глаза Райса засветились каким-то особенным трогательным блеском. — Животные — гордость и богатство Африки. Они бродят огромными стадами. Газели, антилопы, жирафы, зебры. Прайды львов. Фламинго. Птицы самых невероятных расцветок, самого причудливого вида. Все это было… и все это я потерял.
Сюзанне казалось, что сейчас Реддинг ей более близок, чем даже тогда, на холме, потому что сейчас он поделился с ней частичкой себя, частичкой своей жизни. Сюзанна не могла хорошо объяснить своих ощущений, но ей хотелось, чтобы этот вечер длился и длился… бесконечно. В Райсе было какое-то напряжение, которое привлекало ее, какая-то демоническая сила, которая одновременно настораживала и манила.
— Вы любите Африку, не правда ли?
— Да, наверное. Тогда я не думал об этом. Тогда я думал об Англии и о своем возвращении. Не понимаю, почему. Наверное, я похож на этих смешных людей, которые бредут по миру за радугой, чтобы, приблизившись, убедиться, что она исчезла.
В словах Реддинга была болезненная, обезоруживающая откровенность, неожиданно он распахнул перед Сюзанной душу, которую обычно держал за семью печатями.
Райс привалился к столбу загона и улыбнулся.
— Итак, никогда не гоняйтесь за радугами, любовь моя. Они очень ненадежны.
— Но они красивы и доставляют радость, — вставила Сюзанна.
— Любуйтесь ими на расстоянии… и если обнаружите, что радуга, которая привлекла ваше внимание, не более чем преломленный солнечный свет, отвернитесь на минуточку, и она исчезнет.
— Как вы?
— Никто никогда не сравнивал меня с радугой.
Сюзанна игриво наклонила голову.
— Нет, конечно, вы слишком плотны и вещественны для этого.
— Ах, Сюзанна, напротив, я бесплотен. Я то, что выдумали вы. Иллюзия. Совсем как радуга.
— Но вы ведь не чувствуете себя бесплотной иллюзией?
Нет, конечно. Он чувствовал себя очень даже мужчиной. Возбужденным, страстным мужчиной, и каждый взгляд, брошенный на Сюзанну, раззадоривал его сильнее и сильнее. Темные волосы женщины были перехвачены сзади лентой. Сюзанна посматривала на него вызывающе. Черт! Где его самообладание?! Райс наклонил голову, Сюзанна поднялась на цыпочки и губы их соединились в долгожданном поцелуе. Казалось сам воздух вокруг был напоен желанием. Реддинг обвил ее гибкое страстное тело руками и властно обнял. Он почти болезненно желал ее ласкать, трогать, щекотать, заставить ее трепетать в своих объятиях. Он почувствовал в паху огонь испепеляющей страсти, страсти, которая возникала при виде этой удивительной женщины и пропадала с ее уходом. Что из этого выйдет? Что будет, когда он уедет?
Мысль о разлуке разбавила страсть отчаянием.
Если бы здесь можно было где-нибудь уединиться… Но увы… Уж он бы позаботился о том, чтобы проникнуть в дом тайно, несмотря на ее непристойное предложение. Райса не особенно беспокоило, что подумает Вес, если застанет их, но ему не хотелось доставлять женщине неприятности, а Райс точно знал, что ссора с братом не доставит Сюзанне радости.
С Божьей помощью Райс становился великодушным. Но он ненавидел то, что вытворяла с ним Сюзанна: слой за слоем она счищала с него заскорузлый цинизм и самодовольство, так что теперь он и сам толком не знал, кто он.
Реддинг опустил руки мягко, но решительно, избегая смотреть в глаза женщине.
— Сегодня у меня был очень трудный день.
— Вы позавтракаете с нами утром?
— Не думаю, чтобы это было мудрым поступкам, любовь моя.
— Почему?
— Неужели надо объяснять?
— Только если вы чувствуете не то, что я…
Он с любопытством поднял бровь.
— Как это?
Сюзанна попыталась описать то, что описать невозможно.
— Голод, — после некоторого раздумья произнесла она, — но относящийся совсем не к еде.
— Оказывается, вы можете быть довольно откровенной… Вы меня понимаете?
