– Мы с вами прошли порядочное расстояние по тому и этому берегу Рейна в Лейдене.
– Да, наверное, несколько километров.
– Неужели мы нигде не пересекли пути-дороги Рембрандта?..
Питер желает доставить мне удовольствие:
– Пересекали. И, наверное, не раз.
– А в центре Лейдена?
– Многократно.
Ответ Питера мне нравится, и я заказываю пару бутылок пива «Хейнекен».
– А кофе – потом.
Питер говорит:
– Может, снова поехать в Лейден? Мы могли бы поговорить с учеными.
– О чем?
– О Рембрандте, конечно.
– Они бы точно указали мельницу?
– Нет.
– Дом ван Рейнов?
– Нет.
– А об чем же тогда разговор, Питер?
В нем встрепенулся филолог:
– «Об чем» или «о чем»? Как лучше сказать?
– Конечно – «о чем». Но это я, чтобы подчеркнуть, что разговор в Амстердаме не уступит разговору в Лейдене.
Питер хохочет. Он бывал в Москве и в Абхазии. Он шутки понимает. Намеки кавказские – тоже.
– Я подумал, что они могли бы что-нибудь рассказать.
– «Что-нибудь» есть в сотне томов. А в Амстердаме есть известные ученые. Например, Боб Хаак…
– Это верно, – соглашается Питер.
Пора собираться – кофе выпит.
Идем направо, на Лейденплейн, то есть Лейденскую площадь.
Идем мимо драматического театра. К трамвайной остановке…
Начинаем очередной обход площади Дам – пупа Амстердама. Отсюда во все стороны расходятся улицы, улочки, каналы, канальцы. Разве не ступала здесь нога Рембрандта? На площади или поблизости от нее много домов тех далеких времен. Но есть одна существенная перемена: в эпоху Рембрандта не было широкой улицы Дамрак. Был канал Дамрак, который соединял водным путем Дам с портом. Сейчас канал засыпан.
Питер достает из объемистой кожаной сумки книгу. Называется она «Амстердам в XVII столетии». Я чуть не подпрыгиваю от радости: это же эпоха Рембрандта! Издание сравнительно недавнее – середина шестидесятых годов. Автор – Скилтмейер. Книга почти вся состоит из репродукций графических работ времен Рембрандта.
Раскрываю книгу. Прошу Питера взять меня под руку – чтобы невзначай не споткнуться, просматривая ее на ходу.
Вот разворот. План центра Амстердама. Чьей-то умелой рукой великолепно начерченный план. Правда, немножко непривычный для современного глаза: кварталы и дома изображены как бы с птичьего полета. Можно даже различить фасады и сравнить их с нынешним состоянием. Прямо у края площади, где стоим с Питером, был мол. В шаге от нас плескалась вода. Реяли паруса разномастных кораблей – больших и малых, крошечных шлюпок, рыбацких и прогулочных.
– Пойдем к этой церкви, – сказал я, держа перед собой открытую книгу.
Мы прошагали через тесную улочку и оказались перед большой церковью: да, центр Амстердама мало изменился за три с лишним века.
– А дальше должен быть канал.
Так и оказалось: обойдя церковь, мы увидели канал. Дома стоят тесно, будто солдаты в строю – плечом к плечу. По ту и эту сторону канала. Трех-, четырех– и пятиэтажные дома с мансардами. Я знаю: лестницы в них крутые, словно пожарные. А в двери не внесешь мебель. Ее надо через окна. А для этого на всех крышах имеются блоки и канаты.
Мы медленно шли по лабиринтам улиц и улочек, переулков и тупиков. Лавки, магазины и небольшие рестораны занимали все первые этажи. А вокруг нас – пестрая кипучая толпа, собравшаяся в этом городе чуть ли не со всех концов света.
– Вы думаете, что Рембрандт бывал на этом канале? – спросил Питер.
Подумав, я решил, что едва ли. В Амстердаме до черта каналов. Зачем ему было терять время и гулять вдоль этого канала или приходить в эту церковь, которая называлась и до сих пор называется Новой? И церкви, и каналы всегда бывали под боком…
Я предложил направиться к Западной церкви. От нее недалеко до тех самых двух улиц…
– Каких? – спросил Питер.
– Одна называется Блумграхт, а другая – Розенграхт. На первой набережной квартировал Рембрандт, когда начинал свой путь в Амстердаме. А на другой набережной – Розенграхт – он кончил свою жизнь и был похоронен в Западной церкви…
– Но ведь есть еще его дом… Там сейчас музей.
– Верно, Питер, мы сходим и туда. Это на улице, которая в его времена называлась Бреестраат, то есть Широкая.
Питер интересуется:
