– Антье писала…
– Это само собой… Но ведь Адриан молчит. Может, обидели мы его?
– Ему тяжко с Герритом.
– Я у них в долгу. Неоплатном. – Рембрандт, помолчав, добавил: – Вот покончу с гильдией – поедем в Лейден. С подарками. С хорошими. У нас будут деньги. Они порадуются вместе с нами.
Лисбет упрекнула брата:
– Ежели ты станешь тратить деньги на эти восточные безделушки – мы никогда не вылезем из нужды.
Она имела в виду двух фарфоровых Будд китайской работы.
Рембрандт расхохотался:
– Ах, ты про них, Лисбет? Мне их по дешевке достал Эйленбюрг. Прелестные статуэтки! Просыпаюсь утром и – гляжу на них. Очень забавные.
– А сорок флоринов?
– Сорок? – Рембрандт продолжал смеяться. – У меня их будет много, Лисбет. Дай только покончить с гильдией хирургов. Кажется, я напал на золотую жилу. Золотую в смысле славы. Вот увидишь – обо мне заговорит весь Амстердам.
Лисбет помолчала.
Завтрак продолжался. Но недолго: Рембрандт вдруг заторопился.
– Вот-вот должен появиться доктор де Витте, – сказал он и выскочил из-за стола.
Господин де Витте вошел в мастерскую оживленный, шумный. Тут же опрокинул табуретку с банками красок.
– Господин ван Рейн, я неловок, – сказал он громко, – но у вас довольно тесно.
– Ничего, – сказал Рембрандт, – пусть вас не смущают эти баночки. Фердинанд Бол – кстати, познакомьтесь – быстро заполнит их. А что до тесноты – вы правы, доктор. Но скоро у меня будет большая мастерская…
Когда это «скоро»? Бол удивленно глянул на учителя, но тот был невозмутим и подчеркнул, что мастерская будет «просторной и красивой».
– Так куда же встать? – спросил де Витте.
– Вы торопитесь?
– Не особенно. Чума вроде кончилась. Простуды стало меньше. – Доктор задорно вскинул голову, словно один победил и чуму, и простудные заболевания. И признался: – Я никогда не позировал, господин ван Рейн. Как долго это будет продолжаться?
– От одного часа до двух месяцев, – всерьез ответил Рембрандт.
– Вы, конечно, шутите…
– Спросите господина Бола.
Бол подтвердил слова учителя, от себя прибавив еще две недели.
– О боже! – воскликнул ошеломленный доктор. – Ведь вы таким манером изведете и себя и нас.
– Когда вы лечите больного, ограничиваете себя временем?
– Как вам сказать?.. В общем-то нет. Ибо болезнь сама не всегда уверена в своем течении.
Рембрандт поставил небольшой холст на мольберт.
– Так вот, господин де Витте, – сказал он, думая совсем о другом, – это мое занятие тоже вроде болезни.
– Любопытно, – произнес доктор, шаря взглядом по стенам.
– Я попрошу вас сесть на ту скамью, облокотиться обеими руками на стол и смотреть на эту вазу. Вообразите, что перед вами труп. А труп лежит на анатомическом столе.
– Надеть шляпу или без шляпы?
– Попробуем без шляпы, – сказал Рембрандт и взял палитру из рук Бола. – Свет никуда не годится. Но попробуем и так… Господин де Витте, я прошу вас чуть податься вперед. Всем корпусом.
И положил на полотно первый мазок. Чуть небрежно. Но в полную силу…
На следующий день доктор де Витте встретил в узком коридоре хирургической гильдии доктора Хартманса.
– Вас мне и нужно! – воскликнул он. – Вы, кажется, сегодня собираетесь позировать художнику?
Доктор Хартманс подтвердил, что, согласно уговору, он сегодня будет в мастерской ван Рейна.
– Поздравляю вас, Хартманс! Выпейте чего-нибудь покрепче, потому что предстоят трудные часы.
– Что так? – Доктор Хартманс улыбнулся, приготовившись услышать нечто из уст энергичного и всегда немного приподнятого де Витте.
– По-моему, мы здорово влипли.
– То есть? – Доктор Хартманс не понял, о чем речь.
– Значит, так: являюсь я собственной персоной к нашему мастеру и говорю, что я такой-то. Принимает очень учтиво, сажает на скамью и тут – начинается! – де Витте прижался к стене и захохотал. – То есть началось такое, что я даже за малой нуждой сходить не мог.
Доктор Хартманс чуточку озадачен, но никак не возьмет в толк, о чем все-таки речь и что так рассмешило доктора де Витте.
– Доктор де Витте, насколько понимаю, речь идет о сеансе…
– Вот-вот, именно! – и де Витте продолжал хохотать.
Волей-неволей и доктору Хартмансу пришлось переключиться на игривый лад.
