— Это вопиющее предательство! Нужно немедленно выручить его!
— Как бы не так! Управление на это не пойдет. Ни за что! Да вы отдаете себе отчет в том, что бы случилось, возвратись тот второй парень на родину? Мы здесь ведем переговоры о выкупе. В семьдесят втором, когда сворачивалась война, мы условились заплатить Северному Вьетнаму четыре с половиной миллиарда долларов за оставшихся у них наших парней. Миллиардов, полковник. За этих полудурков. Такая колоссальная сумма. Но другого выхода не было.
— Итак, выкуп уплачен не был, болтовня продолжается, второй фазы переговоров об освобождении так и не последовало.
Черт возьми, что бы вы сказали, появись эти калеки на экранах в шестичасовых новостях? Что, снова начинать войну? Предпринимать вооруженное вторжение? Бомбить Ханой? Неужели вы всерьез надеетесь, что кто-то выступит перед Сенатом Соединенных Штатов с просьбой выделить четыре с половиной миллиарда за парочку всеми забытых призраков? Вы разве не читали насчет дефицита национального бюджета?
— Призраков? — Траутмэн весь напрягся. — Вы, Мэрдок, когда-нибудь принимали участие в бою? Только не повторяйте мне тот анекдот про подразделение, которым вы якобы командовали в шестьдесят шестом. Да вы видели войну только в шестичасовых новостях. Они же участвовали в бою. Их товарищи погибли в бою. Им самим повезло меньше. Думаю, они денно и нощно молят Господа о том, чтоб он послал им смерть. Но они еще не призраки. И зарубите себе на носу, вы, ублюдок, — этих парней во что бы то ни стало нужно вернуть домой.
Мэрдок покачал головой.
— Этого не будет.
— Прости вас Господи.
Мы ведем бессмысленный разговор, — изрек Мэрдок и залпом проглотил виски. — Мне следовало знать заранее, что… ну, скажем, человеку со стороны этого не понять. Поверьте, я пытался объяснить вам как можно доступней. Следовательно, я забуду наш разговор. Вам советую сделать то же самое. И больше не поднимайте этот вопрос. Это будет ошибкой с вашей стороны.
— Ошибаетесь вы.
— Да? Каким образом?
— Я сказал: прости вас Господи. Этого парня я знаю лучше, чем вы.
— Этого парня?
— Вам бы следовало помнить о том, что это Рэмбо.
Рэмбо ослаб от града ударов по лицу, от боли рябило в глазах. Он свисал с бамбукового креста. Руки были скручены веревкой и привязаны к шесту над головой. Перед ним маячила перекошенная от ярости физиономия сержанта Тая. На какое-то мгновение он превратился в фантастическое чудовище из кошмара. Пробежала тень, и сознание Рэмбо прояснилось. Он увидел нож, узнал Тая, в то время как воспаленный разум убеждал его: ты отсюда не убегал, ты не возвращался в Америку, не было того полицейского, тюрьмы, возвращения в Нам и этого повторного плена. Все это сон, бред — сержант Тай попросту хочет содрать с тебя живьем кожу.
Нож оказался совсем рядом с его лицом, и Рэмбо пришел в себя настолько, что смог его узнать. Это его собственный нож с особым черным лезвием, зубцами на обратной стороне лезвия и отвертками на рукоятке. Что, это тоже сон? Но если не бежал из плена, не возвращался в Нам и не был схвачен снова, то тогда нож, выходит, не его.
— Такой замечательный нож, — сказал по-вьетнамски Тай. — Какой ты добрый, что сделал мне этот подарок. Какой внимательный. Должно быть, ты сильно скучал по мне, раз столько испытал, чтоб возвратиться сюда с подарком.
У Рэмбо прояснилось в голове. Он все осознал. И содрогнулся от ужаса. Увидел разворачивающийся над ним вертолет. Солдат, берущих его в кольцо. Тая, бьющего прикладом по голове.
— Где Бэнкс?
Тай с размаху ударил Рэмбо в лицо.
Бэнкс? Ты спрашиваешь о нашем пленнике, который ушел из лагеря без нашего разрешения? Он так истосковался по своим товарищам, что мы в конце концов вняли его мольбам и снова посадили к ним.
— В пещеру?
Рэмбо повернулся, едва не закричал от страшной боли в плечах, и устремил взгляд в сторону скалы сзади построек.
Временно. Потом он присоединился к нашей компании. А сейчас будем развлекаться. Продемонстрируем на наглядном примере, что случается с теми пленниками, кто пытается совершить побег. Кстати, я не забыл, как гонялся за тобой по джунглям. Трое суток без роздыха.
