Конечно. Думаю, в Штатах он здорово окреп. Питание там не то, что здесь. А его отец? Она едва заметно пожала плечами.
— На войне погиб.
Он уже знал эту непоколебимую стойкость, с которой вьетнамцы переносили свое горе. Да, смерть она повидала и научилась принимать ее.
— Извини. Она молчала.
Он вспоминал своих соотечественников. Многие из них не видели ничего ужасного в том, чтобы убить вьетнамца. Вот когда убивают американца, другое дело. («Да что там эти узкоглазые, они и жизнь-то ценить не умеют. Вон в каких тараканьих щелях живут. Жизнь у них ничего не стоит»).
— Я думаю о нем по ночам, — сказала она дрогнувшим голосом. — Много долгих ночей.
Он заговорил о другом, понимая ее состояние и давая ей возможность овладеть собой.
— А в каком городе живет Нгуен? Она просияла и с гордостью ответила:
— В Калифорнии. Хантингтон Бич.
— Там красота. Серфингом, наверно, занимается.
— Серфинг? Что это?
— Это когда скользишь на гребне волны, а сам стоишь на доске.
— Летишь по волнам?
— Объяснить трудно. Лучше посмотреть. Девчонки по твоему сыну сохнут, уж точно.
Коу негодующе воскликнула: — Он хороший мальчик!
— Нисколько не сомневаюсь, — рассмеялся Рэмбо.
— Там он в безопасности, это главное. У нас нельзя жить спокойно. Здесь кругом смерть. Здесь убили его отца. А я хочу просто… — Коу отложила палочки. Глаза ее наполнились горечью.
— Чего ты хочешь?
— Просто хочу жить.
Рискует собой каждую минуту, и все для того, чтобы сын в безопасности рос в Америке. Какая женщина!
— А вы? Чего вы хотите для себя?
— Только одного. Уцелеть. Выжить.
— Это совсем не то же самое, что жить.
— Ты права. Я не живу уже давно.
— А у нас повсюду война. Здесь не так-то легко выжить.
— Для этого нужно…
— Да?
— Нужно самому слиться с войной. Она с удивлением смотрела на него.
— Вот почему они выбрали тебя. Ты настоящий боец.
— Просто это единственное, что я умею делать. И потом, я очень удобен.
— Как это понять?
— Объяснить тебе, что это значит?
— Нет, не надо. Я попробую догадаться сама. Это, как если бы… несколько человек попали в катастрофу на машине, а погиб только один из всех. Тот, о котором никто не вспомнит.
— В самую точку угодила.
Ее шею охватывал тонкий ремешок из кожи. Когда она наклонялась вперед, медальон на нем слегка покачивался. Он протянул руку и коснулся крошечной фигурки. Маленький золотой Будда.
— Он приносит мне удачу, — сказала она, переводя взгляд с его пальцев, держащих медальон, на лицо. — А что вам приносит удачу?
Он выпустил фигурку из рук и взялся за рукоятку ножа. Бросил взгляд в сторону контрабандистов. Она поняла его.
Услышав встревоженные возгласы на палубе, он одним прыжком подскочил к двери и отбросил матерчатый полог. Совсем рядом нарастал звук мощного двигателя, заглушавший слабенькое жужжание их мотора.
Испуганная Коу тут же метнулась к Рэмбо.
— Военные! Речной патруль!
Он напрягся. Пьяные контрабандисты, чертыхаясь и кляня все на свете, пытались подняться на ноги.
Рэмбо бросился к деревянному коробу, прикрытому брезентом, и скорчился за ним, натягивая на себя плотную ткань. И в ту же секунду на него обрушилась гора чего-то тяжелого. Он понял: Коу набрасывала поверх брезента хлам, которого тут было с избытком.
Рэмбо стиснул нож.
Вынул пистолет. Снял предохранитель.
Он затаил дыхание, боясь ненароком пошевелить брезентовое полотно.
Коу чем могла завалила деревянный короб. В дело пошел велосипедный насос, гитара с оборванными струнами, валик от старой стиральной машины. Сердце выпрыгивало у нее из груди. Патрульный катер подошел совсем близко. Тонкие железные листы, из которых были сложены стены их укрытия, дребезжали от его рева.
Она потянулась за своим автоматом, но в эту минуту чья-то сильная рука отбросила полотнище над входом. Перед ней вырос Кин.
Он обвел тесную клетушку налитыми кровью глазами и шагнул к рундуку. Распахнул его, вынул реактивную установку и принялся вставлять в ствол снаряд.
Коу остановила его единственной фразой, брошенной по-вьетнамски.
— Попробуй только — своими руками пристрелю! Кин выпучил глаза.
— Каким местом ты думаешь, женщина?
Но постепенно до него дошло, что гранатомет может лишь ухудшить их положение. Смирив свою заносчивость и нехотя признавая ее правоту, он буркнул:
