Труден путь посвящения. Он требует от человека большого усердия. Если ты просто отвергаешь жизнь, если не ценишь то, что даровано тебе свыше, пусть даже в этом иллюзорном существовании, если ты, слепец, призываешь смерть, то никогда тебе не обрести высшую истину, никогда не соединиться с Творцом. После своей кончины ненасытным вампиром ты снова вернешься к людям.
Свое мужество Рэмбо черпал в этом глубинном озарении, в понимании преходящей ценности жизни и ее соблазнов. Он-то знал, что победе Вьетконга способствовало не колебание американского правительства, а дзэнов-ское отношение к жизни и смерти. Стойкость вьетнамцев объяснялась тем, что они прекрасно понимали: годы, столетия не значат ровным счетом ничего. Джунгли, бурные горные реки, пули, косившие их солдат, тоже ничего не значат. Но в этой своей, земной, дарованной Творцом жизни они должны соблюдать правила игры: делать вид, что считают ее реальной. Ибо такова воля Творца.
Для обычных американцев, тех, кто считал Диснейлэнд и кока-колу символами своей реальности, — для них пули, свистящие в джунглях, оранжевый газ и стоны умирающих оказались выше человеческих сил. «Не могу больше!
Я хочу домой!» Он наслушался этих воплей во Вьетнаме. С этими воплями американцы ушли отсюда и проиграли. Но только не Рэмбо.
Он вглядывался в развалины. Буддийская святыня влекла его.
Почему он безоговорочно принял дзэн?
Лишь эта религия затрагивала самые тонкие струны в его душе.
Лишь она полностью отвечала его натуре.
Она помогала ему в том, что он делал.
Когда война становится твоей жизнью, когда ты каждую минуту ждешь пули, всякий может сломаться. Католик, например. Даже индеец навахо. Но не человек, исповедующий дзэн.
До него донесся шум.
Он отступил в тень стены и застыл на месте. В следующее мгновение выхватил пистолет и направил его туда, откуда послышался шум.
Слева от него, почти не задевая ветви деревьев, проскользнула невысокая фигура. Он выставил руку вперед, прицелился.
Черная куртка, штаны. Форма Вьетконга. Палец напрягся на спусковом крючке.
А что, если он не один? Выстрел привлечет внимание остальных.
Нет, он сделает по-другому.
Он нырнул в заросли кустарника и пригнулся.
Вьетнамец сделал то же самое.
На плече у него Рэмбо заметил автомат Калашникова.
Бесшумно, с кошачьей ловкостью подобравшись поближе, он метнулся на врага, обхватил его сзади и пристави, нож к горлу. Широкополая соломенная шляпа слетела головы солдата, и волна густых, отливающих иссиня-черным блеском волос, рассыпалась по плечам.
Лезвие ножа застыло в доле дюйма от нежной шеи.
— Отпустите, — раздалось по-вьетнамски.
Голос был женский.
Ей было лет двадцать, может, чуть больше. Миниатюрная, обманчиво хрупкая. Восхитительная, как все вьетнамские девушки. Точеная фигурка соперничала изяществом с восточной вазой. В широко распахнутых глазах он прочел испуг. Крупный, чувственный рот приоткрыт от неожиданности.
Она повторила на своем языке: Отпустите меня.
Длинные ресницы опустились, голос упал до шепота.
— Пожалуйста!
И она снова подняла на него глаза.
Несмотря на густой слой маскировочного грима, она безошибочно определила в нем американца, и, к его немалому удивлению, перешла на английский.
— Простите, я не хотела. Вы первый турист в этих краях за последние годы. Простите, если помешала вам.
Рэмбо во все глаза смотрел на нее, все еще не отводя нож.
Вы пришли сюда говорить с Буддой? Просить его о милости?
Он не отвечал.
Или вы просто сбились с пути? Если хотите, я покажу вам дорогу.
Он ответил ей на вьетнамском языке:
— Я не сбился с пути. Я тут жду одного человека. Она улыбнулась ему и сказала на своем родном языке:
— Может быть, этого человека зовут «Ночная орхидея»?
— Это одно из, имен, которые мне назвали.
— Значит, второе Коу Фуонг Бао?
Он чувствовал себя круглым идиотом. И не потому, что едва не убил ее — то была все-таки вынужденная предосторожность, — а потому, что, когда ему впервые назвали ее имя, он ведь перевел его на английский. По-вьетнамски «Коу» означает «девственница».
— Вы понимаете, что значит мое имя? — спросила она. Он кивнул.
— Моя мать была актриса, — попыталась объяснить она и замолчала. — А вы и есть тот самый Рэмбо?
