Взрыв оглушил обоих немцев. Осколки разорвали куртку на спине обер-ефрейтора и ранили его. Зато быстро приподнялся второй мотоциклист и вскинул автомат. Белорус, три года назад ушедший на службу, с тоской понял, что не успеет передёрнуть затвор винтовки. На Михаила Сологуба он не надеялся.
Однако произошло неожиданное. Растерянный, напуганный хлёстким ударом в лицо капитан сумел выхватить пистолет. Обойма вылетела за считаные секунды. Автоматчик скорчился на мокрой траве, обер-ефрейтора добил Василь Грицевич.
Когда, собрав трофеи, они подбежали к низине, там вовсю шла стрельба. Унтер-офицер попытался перемахнуть мутный поток, но пятитонный «Бюссинг» завяз в промоине. Огонь двух пулемётов не давал бойцам приблизиться к машине.
Гранаты приходилось швырять издалека, они взрывались, не долетая до бронетранспортёра. Когда «Бюссинг» понемногу стал выбираться из ловушки, Мальцев дал приказ отходить.
Шли быстрым шагом. Михаил Сологуб с перевязанным глазом напоминал пирата. На плече капитан нёс трофейный пулемёт. Неудачную попытку взорвать «Бюссинг» и явную нерешительность капитана Мальцев не вспоминал.
Сологуб спас Грицевича, несли трофейный пулемёт, ценную вещь для отряда, и, кажется, оторвались от погони. Жалели смелого парня Андрея Силаева, но без потерь редко обходилась любая вылазка. То, что сумели выйти живыми из боя пять человек, было уже удачей.
Оживлённые разговоры понемногу смолкли. Люди вымотались и устали, но продолжали шагать по мокрой листве, переходя вброд многочисленные весенние ручьи. Скорее бы добраться до своих.
Во второй половине апреля была наконец налажена связь с партизанскими отрядами «Смерть фашизму» и «Сталинцы». Первым дал о себе знать Павел Коробов. Его конный отряд «Смерть фашизму» был небольшим по количеству, но действовал активно, нанося немцам и полицаям постоянные удары.
Младший лейтенант Коробов ушёл в запас после тяжёлого ранения, полученного на Финской войне. Работал в комсомоле, а затем возглавил районный комитет Осоавиахима. Он хорошо знал не только свой район, но и область. Энергичный и деятельный по натуре, Коробов, несмотря на повреждённую ногу, был хорошим наездником.
Его мобильный отряд (30–40 конных партизан и несколько пулемётных тачанок) не отсиживался на одном месте, наносил очередной удар и тут же исчезал. Зимой отряд понёс большие потери, когда взрывали Витемский мост, а затем не раз попадал в кольцо окружения, каждый раз прорываясь с боем.
Павел Коробов в гимнастёрке с медалью «За отвагу» и старыми лейтенантскими знаками различия «кубарями» сидел в землянке у Журавлёва, слушал последние новости, сам рассказывал об отрядных делах.
– Часть людей в феврале пришлось по домам распустить. Раненые, обмороженные, лошадей подлечить требовалось. Сейчас в строю тридцать бойцов. Правда, тачанки и станковые пулемёты почти все потеряны, когда первый раз Витемский мост взорвать пытались.
– Тогда все большие потери понесли, – покачал головой Журавлёв. – Торопили нас, быстрее, быстрее… ну и нарвались.
Высокий, перепоясанный портупеей, с «маузером» в деревянной кобуре, молодой командир отряда выглядел, как всегда, подтянуто.
– Где «маузером» разжился? – спросил Журавлёв.
– Там же, где и автоматом, – показал на трофейный «МП-40» Коробов. – Немецкий гарнизон тряхнули в Берёзовке. Они думали, если бездорожье, то мы их не достанем. Достали! Десятка полтора фрицев перебили, полицаев несколько человек, грузовиков пару штук сожгли, мотоциклов три штуки.
– Каратели в Берёзовке и ближних деревнях полторы сотни заложников расстреляли, – хмуро заметил Фёдор Кондратьев, которому не понравился самоуверенный тон Коробова. – Часть людей живьём сожгли.
Павел недовольно засопел и подвинул ближе бутылку рома, привезённую с собой.
– За встречу выпьем или поучать меня будете? Ты, Фёдор, когда эшелон взрывал, шестерых ребят-путейцев угробил. Даже следов от них не нашли. Зато паровоз и четыре танка уничтожил. Великая победа!
– Ладно, хватит! – хлопнул ладонью по столу Журавлёв. – Открывай свой ром, а ты, Фёдор, насчёт закусить позаботься.
