— Они охраняют не меня, а Иуду, — усмехнулся Ионидис.
Манускрипты, завернутые в несколько полиэтиленовых пакетов, долетели до Бостона, лежа на самом последнем ряду пассажирских кресел. Ионидису не терпелось продемонстрировать папирусы, но Файн решил, что сначала нужно пригласить опытных реставраторов. Древние рукописи, выдержавшие тысячелетнее заключение в египетской пустыне, могли обратиться в прах от столкновения с влажным воздухом Новой Англии.
Диагноз реставраторов звучал почти как приговор: часть папирусов склеилась в монолитные пласты, многие строки утрачены безвозвратно, и потребуются значительные усилия, чтобы расшифровать поврежденные тексты. Единственный более-менее уцелевший отрывок был завернут в вощеную бумагу, на которой сохранился оттиск штампа «Юсуф Мусири. Антиквариат. Телефон…». И этим отрывком оказалось Евангелие от Иуды.
— Без Евангелия стоимость папирусов падает раз в десять, — сказал Файн. — Но Клара не могла знать, что оно сохранилось лучше остальных фрагментов. Так почему же она хотела оставить себе именно его?
— Поговоришь с ней немного позже, — сказал Ионидис. — А пока я жду твоего ответа. Ты берешь это?
— Конечно.
— Тебе нужны гарантии, что египетские власти не начнут с тобой судиться?
— Я думал об этом. И знаю, как решить проблему. Тебе надо учредить фонд. Что-нибудь на тему исторических изысканий. Я перевожу на счет твоего фонда три миллиона. Для поддержки изысканий. А манускрипты будут находиться у меня в качестве предмета этих самых изысканий. Если египтяне вздумают вернуть себе национальное достояние, то пусть ищут идиота, которого мы назначим формальным хозяином папируса. Есть у тебя кто-нибудь на примете?
Ионидис посмотрел на бледный оттиск, сохранившийся на оберточной бумаге.
— Владелец папируса — Мусири. Каирский антиквар. Правда, он давно умер, и наследников не оставил.
Файн радостно хлопнул в ладоши:
— Теперь только святой Петр может спросить, откуда у него взялись манускрипты! Твой Мусири очень правильно поступил, что умер. А перед смертью доверил эту штуку тебе. Как учредителю фонда. Все складывается как нельзя лучше!
У Говарда Файна были отличные юристы. Не прошло и трех дней, как все бумаги были готовы. В честь успешного завершения сделки с «кодексом Мусири» на вилле был устроен банкет. Файн и Ионидис сидели друг против друга за длинным столом. Их обслуживали двенадцать официантов. А у камина расположился струнный квартет, который играл непрерывно, остановившись только тогда, когда всем присутствующим было подано шампанское. Официанты, музыканты и двое любителей древности подняли бокалы.
— За Иуду! — с саркастической усмешкой провозгласил Файн.
Во время обратного перелета Ионидис рассеянно перебирал бумаги. Предстоящая беготня, связанная с созданием фонда, немного страшила его. Он не любил показываться в инстанциях. «Возможно, придется наведаться в Александрию, — подумал он. — Такие вопросы не обсуждаются по телефону. Заодно выясню, что за срок истекает шестнадцатого января. И надо бы отблагодарить сотрудников. В конце концов, в моих трех миллионах есть и их доля…»
Три миллиона долларов. Он еще раз с удовольствием перечитал строки договора, посвященные порядку расчетов. Отсрочка платежей на несколько месяцев его не смущала. Наоборот, резкое пополнение счета могло бы выглядеть подозрительным. Осторожность — прежде всего.
И тут Ионидис обнаружил, что в тексте договора чего-то не хватает. Снова и снова перечитывал он статьи, пункты и подпункты — но так и не обнаружил строчки, которая всегда присутствовала в подобных соглашениях и которая гласила, что право собственности передается покупателю после окончательного расчета.
Он едва дождался приземления и прямо из аэропорта кинулся звонить в Америку.
— Говард! Ситуация изменилась!
— Так быстро? — недовольно спросил Файн и зевнул. — Три часа ночи, Никос. Говори медленнее, я плохо соображаю в темноте.
— Мне не до шуток… Извини, извини, я виноват, — Ионидис спохватился. — Но мой бизнес… Он столкнулся с серьезными затруднениями, пока я был в Америке… Короче говоря, отсрочки меня погубят. Понимаешь, о чем я? Погубят. Деньги надо перевести как можно быстрее. Понимаешь меня?
