Интонация солдата сразу же изменилась.
– Да, конечно, непременно отдам. – Он взял записку и принялся смущенно вертеть ее в руках. – Очень хорошо, что вы не забыли Линдена.
– А это несколько марок на цветы, – сказал я, сокрушенно качая головой. – И визитная карточка. Мы с женой хотели бы сами положить цветы на его могилу, пришли бы на похороны, будь они в Берлине, но полагаем, что родные заберут его тело на родину.
– Да нет, сэр, – сказал часовой. – Похороны состоятся в Вене, утром в эту пятницу. Так пожелала семья: куда меньше хлопот, чем везти тело через океан домой, как я полагаю.
Я пожал плечами:
– Для берлинца Вена так же далеко, как Америка. В наши дни путешествовать нелегко. – Я вздохнул и взглянул на часы. – Ну, мне пора, до дому путь неблизкий. – Повернувшись, чтобы уйти, я застонал и, схватившись за колено, с искаженным лицом опустился на дорогу напротив шлагбаума; моя трость со стуком упала на мостовую. Хитрость удалась: солдат покинул свой пост.
– С вами все в порядке? – спросил он, подбирая трость и помогая мне встать.
– Русская шрапнель. Время от времени она дает о себе знать. Все пройдет через минуту-другую.
– Эй, идите-ка сюда в будку и передохните пару минут. – Негр проводил меня за шлагбаум и, отворив маленькую дверь, пропустил внутрь.
– Спасибо. Очень любезно с вашей стороны.
– Любезно? Да о чем речь, вы же друг капитана Линдена...
Я с трудом сел, потер почти не болевшее колено и спросил:
– А вы хорошо его знали?
– Я? Я же рядовой. Нет, не могу сказать, что хорошо знал его время от времени мне приходилось возить капитана.
Я улыбнулся и покачал головой.
– Пожалуйста, говорите помедленнее. Я плохо знаю английский.
– Я возил его время от времени, – повторил солдат погромче и изобразил руками, будто крутит баранку. – Вы говорите, он отдавал вам свой паек?
– Да, капитан был очень добр.
– Это похоже на Линдена. Он раздавал много пайков. – Солдат помолчал, вспоминая что-то. – Есть тут одна пара, капитан заботился о них прямо как сын. Всегда возил им продукты. Может, вы знаете их: Дрекслеры.
Я вздохнул и задумчиво потер подбородок.
– Это не те ли супруги, что живут в... – я щелкнул пальцами, как будто вспоминал название улицы, вертящееся у меня на языке, – ну, как же это...
– В Штеглице, – сказал он, подсказывая мне. – На Хандьериштрассе.
Я отрицательно покачал головой.
– Нет, я подумал о других. Извините.
– Нет, ничего.
– Полиция, наверное, вас много расспрашивала после убийства капитана Линдена?
– Нет. Они ничего не спрашивали. Ведь того парня, который сделал это, уже поймали.
– Поймали? Отлично. И кто же он?
– Какой-то австриец.
– Но почему он это сделал, неизвестно?
– Кто знает? Наверное, сумасшедший. А как вы познакомились с капитаном?
– В ночном клубе «Веселый остров».
– А, знаю такой. Правда, я там никогда не был. По мне, лучше местечки на Кудам: бар «Ренни» и клуб «Ройяль». А Линден часто ходил в «Веселый остров». У него было много друзей-немцев, и они любили ходить туда.
– Еще бы! Он так хорошо говорил по-немецки.
– Это точно, сэр. Как на своем родном языке.
– Мы с женой удивлялись, почему у него нет невесты, даже предлагали познакомить его с несколькими прекрасными девушками из хороших семей.
Солдат пожал плечами.
– Полагаю, ему было не до того: очень занят, – он хихикнул, – с девицами другого сорта. Он любил тесные контакты.
Через мгновение я понял, что он имеет в виду, говоря о «тесных контактах», – то, чем занимался с моей женой тот, другой американский офицер. Я нажал на колено, как бы испытывая его на прочность, и встал.
– Вам действительно лучше? – участливо спросил солдат.
– Да, благодарю. Вы так любезны.
– Бросьте, вы же друг капитана Линдена...
