Голова Поэта раскалывалась после вчерашнего, когда отряд ранним утром ступил на раскалённые пески Тартара. Немного отъехав от таверны, они увидели тринадцать человек на верблюдах. Поэт сначала подумал, что он умер и видит их отряд со стороны, потом решил, что Летучий Тартарец шествует по пустыне.
— Видели Белого Червя? — ещё издали крикнул человек, ехавший первым.
— И ты здравствуй. Не встречали, — ответил Алау-султан.
— Меня зовут Ахав, — сказал незнакомец, когда отряды встретились.
Он был словно приговоренный к сожжению заживо, в последний момент, снятый с костра. Пламя лишь опалило его, не превратив в пепел. Спутанные седые волосы развевались на ветру. Смуглую обветренную щёку и шею пересекал белый шрам, исчезая внизу под одеждой. Он напоминал след, выжженный молнией на стволе дерева. Ахав был словно отлит из бронзы, получив неизменную форму. Глаза горели, словно угли. Больше походил на демона, чем на человека. Засмотревшись на мрачное лицо Ахава, Поэт не сразу заметил его страшную белую ногу.
— Я и моя команда. Мы поклялись мстить Фенриру, — продолжил Ахав, — мы найдём этого белого червя, где бы он ни был. Это он оставил меня без ноги.
— А меня без руки, — ответил Тюр.
— Да. Вижу и у вас есть причины для мести. Но к чёрту наши руки и ноги. Я ведь не только за это собираюсь мстить. Я собираюсь мстить за всё зло, что Фенрир принёс в этот мир. Мы будем скитаться по пустыне столько, сколько Летучий Тартарец, если понадобиться. И однажды мы встретимся с Фенриром. И тогда ему не уйти от моего гарпуна. Этот гарпун — его смерть. Это лезвие закалено в крови. Оно закалено в блеске молнии. И я клянусь закалить его в третий раз, погрузив в плоть Фенрира, и прервав его проклятую жизнь. Я заморю этого червячка.
— Куда вы направляетесь?
— К Безымянному Городу. Это на побережье Мёртвого Моря.
— Мы идём к Горе, чтобы сразиться с Суртом. У нас разные цели, но возможно наши пути снова пересекутся.
Поэт думал, что в Тартаре страшно, но в Тартаре было скучно. Песок, песок, ничего кроме песка, лежавшего кучами, похожими друг на друга. Эти кучи можно было называть дюнами, но веселее от этого не становилось. И вот, угнетающая тишина надоела бывшему губернатору острова Баратария, и он заговорил:
— Обязательно тащиться в такую даль, чтобы найти какого-то джинна около какого-то колодца?
— Ничего не поделаешь. Закон жанра. Всю книгу все куда-то идут, — ответил Поэт.
— Тоже мне, закон. Единство места, времени и действия. Вот это закон. Всем удобно. И люди не запутаются: кто, куда, зачем пошёл, и героям хорошо. Не надо плестись под палящим солнцем к чёрту на куличики. И буфет недалеко. И закончится история быстрее.
— Кстати, Поэт, раз уж об этом заговорили, а как закончится наша история? — спросил слепой пират.
— Не знаю. Она же ещё не закончилась.
— Ты же Поэт. Придумай конец. Конец должен быть эффектным. Люди любят эффектный конец. Огненная Орда, джинны, война, мировой пожар, последняя битва со злом, и так далее. Понимаешь о чём я?
— Но бывает ли так в жизни?
— А как бывает в жизни?
— Не будет джиннов с пылающими мечами, столбов пламени и всего остального. В колодцах кончится вода, знойный ветер будет заносить пылью высохшие русла рек, и последний человек в Линайте просто упадёт на дно колодца, где ещё будет несколько капель воды. Как-то так, наверное.
— Ну, нет, так не интересно. Что такое жизнь, друг мой, Поэт? Жизнь — это рассказ. Что кроме рассказа от неё останется? Вот, ты, Полифем, как думаешь? Какой должна быть книжка?
— Сухой.
— Какой?
— Ты чо тупой? Книжка сухой должна быть. Сырая гореть не будет. Когда холодно, сухая книга — хорошо, чтоб согреться.
— Понял, Поэт, книжка должна быть сухой, — сказал Амир.
— Ну, в последнее время, промокнуть и на дне колодца не получится. Проклятое солнце! Если верить легендам, здесь когда-то был Тёмный Лес. Жили тут гигантские пауки и эльфы.
— Что такое паук, я знаю, но, что такое эльф? Мне не интересно. Просто спросил, чтобы беседу поддержать, — сказал Санджар.
— Ну, во всех войнах сражались на стороне светлых сил.
— То есть были плохими? Светлый Властелин ведь у нас плохой.
