Регистратор - страница 7
Так вот, когда румыны вошли, была радость, людям хотелось верить и они верили, передавали из дома в дом, что это были румыны, потому что, хотя родная советская власть и скрывала от своего верного народа, что их немцы уничтожают, особо их, евреев, но все равно, хотя она это и скрывала, но все равно просачивалось от бегущих польских евреев, от изгнанных немецких евреев, от собственного чутья и доползало сюда, до небольшого еврейского местечка под Винницей; правда, великие еврейские оптимисты-умники (а и тех и других у евреев всегда хватало) говорили, что немцы, в отличие от многих других народов, были народом цивилизованным, многие из евреев имели с немцами дела, и немцы были порядочными дельцами, людьми слова, так что ничего того, что распространялось ветром и бегущими толпами быть не могло.
Перед самой войной решили ехать на Украину, там была богатая земля, были яблоки, вишня, клубника мисками, отец возражал, но поддался на уговоры матери, и с Митей и Надей, вся семья уехала к тете Лизе, в Винницу. Война как раз и началась, когда вся семья, и отец, взявший отпуск, находились в Виннице, но началась паника, не было билетов, и вот-вот должны были войти немцы, вокзал был забит, поезда переполненные с трудом откатывали в будущую неизвестность, и Митя помнит, как его передавали из рук в руки над толпой, к вагонной двери (он потерялся), где была мать и сестра, немцы уже где-то были совсем рядом, это был последний поезд. Отец должен был приехать от Митиного деда Наума, он все старался его уговорить, сдвинуть с места, чтобы они уезжали вместе, он метался между Винницей и деревней, не зная что делать, но дед отказывался. Наконец, было решено оставить один только день, и если дед откажется, бежать самим. Между тем, дом Лизы был набит знакомыми, друзьями, родственниками, одни бежали, приходили прощаться, плакали, другие оставались, одни уговаривали как можно скорее уезжать, бежать, бросив все: дом, обстановку, одежду, все нажитое за долгие годы, бросить все-все и бежать, бежать, пока были силы, они убеждали, грохотала, накатывала война, самая жестокая, самая страшная, пришел мудрец Хаим, он шептал молитвы, покачивал головой, покачиваясь всем телом. Соня была рядом с ним, стараясь понять его молитвы, что он скажет, она прижимала к себе Митю и Надю и ее рука слышала, как билось их сердце, Хаиму было под девяносто, он видел, как сапоги топтали землю, траву, как лилась синяя вода и летали по небу люди, и об этом он медленно говорил между своими молитвами, и Соня, прижимая детей, слушала его, стараясь понять тайный смысл его слов и увидеть то, что видел он сам; но были и другие, которые говорили, что немцы никогда не были варварами, что они с ними торговали, а кое-что не договаривали, и только взгляд их говорил, ускользая, кто знает, что когда они придут, может быть, вернутся старые добрые времена. Лиза, Сонина сестра, в конце концов решила остаться, нет, не могла она оставить свой кирпичный дом, где они жили с Иосифом, который сами строили, достраивали и в нем у них родились их дети.
Лето сорок первого года, будто заранее кем-то было предусмотрено, жарким и щедрым, как настоящее лето, будто заранее кто-то знал, что это будет последнее мирное лето, а впереди всех ждали несчастья, скитания и смерти. Кто же это делал все, думала Соня и зачем? Она верила, что там, наверху был кто-то и не понимала, зачем это было там нужно. В это лето к тете Лизе приехала не только она, но гостила также ее дочка Тоня, вышедшая совсем недавно замуж и родившая только полгода назад дочку Леночку. Вторая дочка тети Лизы Рива жила с ней, 13 июня ей исполнилось шестнадцать лет. Леночка спала в коляске, в саду среди яблонь, и Тоня то и дело выбегала в сад, чтобы солнце не падало бы на нее, однако яблоня была уже большим и развесистым деревом и листья ее давали густую тень и несмотря на жаркий день, под яблоней было прохладно, следом за ней вышла Соня, она вышла за калитку, посмотрела вдоль улицы, и далеко в небе, над землей, несмотря на палящий солнечный день, увидела дальний жар огня, она вбежала в дом, Митя с Надей ели клубнику, которую тетя Лиза только что нарвала прямо с грядки; она помыла ее, залила сметаной, насыпала им сверху небольшую горочку сахара в каждую тарелку и постепенно сметана становилась розовой, клубника выстаивалась немного, чтобы пустить сок, потом она все перемешивала и давала им. Теперь Соне стало ясно вдруг, после вида этого красного зарева, которое стояло в ясный солнечный день, что надо было бежать как можно скорее. Внезапно она увидела Илью, как он шел вместе с другими в плотной многокилометровой человеческой ленте, пешком, потому что никто не давал в деревне подводу ни за какие деньги, она увидела пыльную степную дорогу, забитую людьми с узлами, повозками и телегами, и присмотревшись плотнее к своему видению, она увидела на этой дороге Илью, который с небольшим самодельным мешком за плечами, выделяясь своим ростом шел пешком по этой же дороге вместе с другими. Всю следующую ночь она не спала, она смотрела на детей и знала уже, что Илья не придет и она теперь знала только, что только ей надо решать теперь же, остаться здесь в этом доме с Лизой и Иосифом и ждать Илью и принять все что принесут с собой немцы, или уйти с детьми одной, уехать, убежать, спасая детей. Всю ночь плакала маленькая Леночка, как и все живое, предчувствуя несчастье. Весь следующий день она прождала, помогая упаковываться Тоне, Митю с Надей отправила к соседям, была суета, расставания, и всю следующую ночь Соня постоянно просыпалась, ей снился бесконечный сон, продолжающийся после того, как она просыпалась, вместе с детьми она шла по пустыне и песок, от солнца, жег ей ноги, и с двумя детьми на руках, утопая в песке она, с трудом вытягивая тяжелые ноги, шла по пустыне, когда же она просыпалась, она подбегала и смотрела на детей, как они спали, ложилась, и снова приходил этот же сон. Ночью она услышала скрип телеги, сразу проснулась и лежала теперь с открытыми глазами, несмотря на ночь светился по-беленный потолок. Соня молилась, она думала, что если только что суждено им, то было бы лучше мне, шептала Соня, за них, то пусть так и будет, и за Илью и за них, пусть будет мне во сто крат! а они, Митя и Надя пусть еще живут, господи, чтобы они еще увидели эту землю и этот свет, чтобы они узнали, что такое
