С сыном разобраться надо. Пора бы уже ему выправляться, семью заводить нормальную. А то родили мне внучку, еще неизвестно, чья внучка. Валерка простоват, связался с хитрожопой девкой, вроде тех моих, из самодеятельности. Она после института, а работает — не пойми кем, щей сварить не умеет, не говорю постельное белье постирать, все не так делала, вещи не на место вечно клала, пахнет от нее какой-то кислятиной по всему дому — ах, французские духи! — что я не знаю, как хорошие духи пахнут? С другом Валеркиным шлялась, пока сын в армии служил, так что неизвестно чья внучка. На меня, во всяком случае, не похожа, и глаза синие — в их породу. Сын послушный, мое же воспитание, не вмешивался, когда я ее учила уму-разуму — не понравилось ей. А ты сперва научись семью обихаживать, да деньги зарабатывать, а потом соображай, что тебе нравится. Я в ее годы ребенка растила без бабушек и зарабатывала, всегда дома и рыба красная была из буфета, и виноград, это в период полного дефицита. А она что? Поначалу по-хорошему предлагала ей ко мне в столовую идти, думала, может у них сложится с Валеркой. Нет, не пошла в столовую, ей особенная работа нужна, ну и что, вон ей Вальку в туалете показать, той тоже нужна была особенная работа. Всего добиваются честные люди и сильные. Им и истина открывается.
Валерка встречается, конечно, с девушками, но ни с одной меня еще не познакомил, все не те попадаются. Ему надо такую, чтоб умела делать хоть что, чтоб не безрукая и чтоб не заносилась, нос не драла передо мной и перед ним, само собой. Чтоб помоложе его, тихонькую такую, маленькую. Я что, я приму любую, лишь бы ему хорошо было. Но девицы пошли сейчас резкие, грубые. Корыстные все, всем нужны подарки, кабаки, все на квартиру метят. Да, хорошо бы у нее еще своя площадь была, без родителей, а то как узнаешь — корыстная она или нет? Хотя я-то конечно разберусь, но Валерка вот… А может, и не надо ему семьи, и со мной проживет, с матерью ему чем плохо? Ребенок есть, вырастет, можно посмотреть, может и ничего окажется, все-таки, девочка, внучка. Подождать надо, посмотреть. Ждать я всегда умела. Сегодня один Валерка дома остался, мне на бдение надо. Ну, думаю, что никакой девки не приведет, отдохнуть тоже требуется. А тень сегодня с утра разлеталась, как моль, прямо, словно меня на улицу выталкивает, я так это поняла. Наверное, сообщала, что надо сына предоставить его раздумьям, поймет, как без матери в дому плохо. А то моду взял — на мать голос повышать! Я ему поору, оралка отвалится. Да и то, какие у него без меня раздумья, все же в голову ему самой вкладывать надо. Пора сыном заняться, пора. Вот ревизию в столовой переживу и займусь.
Черт их знает, что им теперь подавать? Заелись все, зажрались. А фиг я им взятку дам, не подкопаются, у меня все чисто, концов не найдут. В случае чего, знаю куда позвонить, со старых времен, со следствия телефончик остался, люди только сменяются, телефончик тот же — ну, я же им почти и не пользуюсь, редко вспоминают.
Все сама. Сейчас ни на кого надеяться нельзя.
Ожидающая
Та, которая наблюдала сверху, вынырнула из глубин монолога, задыхаясь, как от нехватки воздуха, и решила скользнуть совсем в иной день, где не встретилось бы людей знакомых, любимых и мучающих. Она вернется в прихожую, можно вернуться назад, к вопросу Алика о Людмиле Ивановне. Но времени мало, рисковать нельзя и стоит попробовать совсем по-другому, с самого начала. В случае успеха она освободится и может не следить за встречей в тесной прихожей, может отправиться в любое солнечное утро играть с веселыми лучами. Нет же, в случае успеха она как раз свободу потеряет и лучей не увидит. Неважно, там будет видно.
Она покачалась на волне, готовой устремиться в любом направлении, и поплыла, не высчитывая, пока волна не опустилась на ночной, но не дремлющий сад посередине белого месяца июня, там, где в кирпичном небольшом доме не могла уснуть молодая женщина.
На улице слабый ночной ветерок бродил в свежей зелени яблонь и вишен, перебирал резные веточки укропа на аккуратной грядке; из приоткрытого окна тянулся сладкий запах розовых тяжелых цветов, распустившихся утром, но женщине казалось душно в маленькой комнатке с букетом желто-коричневых ирисов на круглом столе под жаккардовой скатертью. Ирисы почти не пахли, потому их и поставили к ней на стол, но не спящей чудилось, что духота в комнате именно от них. Цветы выпивают слишком много воздуха, обкрадывая ее. Вставать для того, чтобы вынести вазу на веранду не хотелось: услышит мать, забеспокоится, придет к ней и будет сидеть и вздыхать, сдерживая слезы.
