Зубы у него были белые, словно вылизанная собаками кость, а тело — особенное: властное, узловатое, тяжелое и нежное, в нем можно заблудиться. Я неустанно обшаривал его снова и снова. Но из робости не решался шептать древние непристойности, выражающие наслаждение. Он был так же нем, как и я, что вселяло еще больше смелости.
Я представить себе мог, как напрягутся его мышцы, когда он будет трахать меня. То были свободные и долгие движения, совершаемые бесхитростно, с равномерной силой. Малыш, которого грубо ебли в жопу, не смел даже подумать о боли. Она была невыносима, но значила для него так много, что он не мог от нее отказаться; с каждым толчком хуя ощущал он ее необходимость и пользу.
В гордости ли дело, в сдержанности или в опыте, но паренек подавлял стоны, изо всех сил прижимаясь к матросу.
Я провел пальцами по рельефным мышцам под кожей живота. Они сократились: матрос встал. Он надел носки и сказал:
— У меня поезд.
— Это обязательно?
— Черт.
Встряхнув синий тельник, он натянул его, а затем оделся.
— Тебе некогда?
— Возможно.
— Неохота?
— Не в том дело.
— Останься до завтра.
— Не могу, если только…
— Если что?
Подумав, он заговорил обиняками. Я тоже задумался, прежде чем ответить:
— Мне очень хочется.
Он секунду посмотрел на меня и снова разделся.
Что-то я совсем забыл про другого мальчика, вашего блондинчика. Беда в том, что он слишком ранний. Краткий эпизод, запаситесь терпением.
Я бы ограничился утесами из предшествующей главы.
Парнишка гулял со мной по лесу, летним днем, там был ручей, горизонтальные плиты рыжеватого камня, где мы сделали привал. Уползающая змея. Ваш герой взял с собой детектив. Он почти не говорил, огорченный тем, что он со мной, с вами — вы ему надоели.
Раздевшись до пояса, он лежит ничком на камне и читает. Мы с вами смотрим на его послушный профиль, смягченный тенью лба. Палец правой руки тянется к левому предплечью и машинально его гладит. Эти ласки завораживают: блондинчик при нас занимается любовью с самим собой.
Закрыв глаза, мы ложимся рядом, чтобы погреть спину о скалу; будто во сне, раскидываем руки и слегка задеваем его шелковистые бока. Частичка тепла обжигает нам кончики пальцев.
Он осторожно отодвигается от нас на локтях. А мы снова придвигаемся, пытаясь украсть еще пару крох его плоти.
В раздражении он говорит какие-то грубости насчет пидоров, встает и уходит.
Не вовремя мы им заинтересовались, я же вас предупреждал.
Не та голова. Как зовут матроса?
— Как тебя зовут?
Теперь мне охота смеяться. Он серьезен и не удивлен, его заколебал этот пацан, я его нервирую. Матрос звенел, как барабан, когда я сидел сверху и колотил его кулаком по спине, заставляя рысить, гарцевать. Тогда-то мне и захотелось поговорить.
Он сказал:
— Идем. Ты всегда такой решительный? — Ага, только…
— Что?
— Как тебя звать?
— Зачем тебе? Ты же спишь со мной, а не с моим именем.
— Согласен, но…
— Все, хватит. Поищи-ка мой ремень.
Его ремень. Такой красивый.
— Ляг на спину.
— Здесь?
— Там, где плитка.
Я повиновался.
— Теперь не сопротивляйся, а то морду набью.
Он показал ремень. Затем, встав надо мной и упершись ногами по обе стороны, взял в руку член, залупил кожу и начал ссать. Едва я отпрянул, он больно стегнул меня ремнем по щеке. Второй удар пришелся по плечу, когда я пытался встать. Посыпались новые беспорядочные удары, после чего он придавил меня к полу.
Он лег сверху. Купался в своей моче, облизывал мне шею, уши, брови, размазывал собственное ссанье и подбирал языком с волос у меня на теле. Мы валялись в холодной луже. Затем он угомонился и ослабил хватку. Я вытер губы и сказал:
— Ты что, спятил?
Он не ответил.
— Ладно, мне пора.
Я подошел к умывальнику, открыл холодную воду и ополоснулся.
— Тебе противно, и все?
— Ты не говорил, что будешь бить.
В принципе я не против, но, по-моему, это уже перебор. Впрочем, первый раз всегда неприятно.
У матроса опять раздулся до огромных размеров, и он сказал:
— Иди сюда, я тебя трахну.
Он набросился, будто зверюга. Мне было так больно, что я кусал и рвал подушку, но даже не пикнул, слова не сказал, а он засовывал все глубже, хватал меня, как принимающий в бейсболе, наверное, думал, что мне приятно, и не понимал, что мне просто больно, и все.
