Слушавший этот фрагмент Окунев аж побледнел, когда услышал, что теперь Топляк считает, будто капитан Ковалев — отмороженный убийца, и перебил рассказ:
— Ну ты и дал, Игнат! Как ты вообще до этого доду…
— Спокойно, Игорь, — оборвал его Красильников. — Все в порядке. Идея превратить Ковалева в киллера может получить широкое и интересное развитие. Продолжайте, пожалуйста, Игнат.
Котов кисло поморщился. В отличие от расстроенного муровца конторщик мгновенно скумекал, что из предложенного замеса — в криминальном мире ненароком объявился прилично замаскированный наемный убийца — можно вылепить интересную конструкцию. При первой встрече майор вообще вызвал у вора ассоциацию с неспешным и коварным богомолом. (Причем не мужеского пола, у богомолов за злодейство отвечают дамы.) Чуть позже, правда, это впечатление развеялось, Красильников вел себя с подследственным воспитанно и ровно. Но иногда при взгляде на тонкорукого и тонконогого майора с несоразмерно крупной головой у Котова вновь появлялось подозрение, что тот легко откусит голову уже ему. После того как, деликатно говоря, использует.
— Да нечего продолжать, Кирилл Андреевич, — вздохнул Котов. — Я написал Косте все, что знаю о капитане с Вероникой, и уехал.
— А откуда вы вообще о нем знаете? — удивился майор. — Насколько мне известно, вы с ним ни разу не встречались. Контактов с районной полицией у вас не было.
Котов горько усмехнулся:
— Когда понимаешь, что тебя вот-вот прихлопнут, вспомнишь все, что краем уха слышал…
Тут Котов сказал чистую правду. В день, когда он решил угнать машину Ники, он бродил по ее огромному двору, выискивая уличные камеры наблюдения, тем самым краем уха зацепился за болтовню соседей возле детской площадки, услышал имя «Вероника» и притормозил. Изобразил, будто набирает сообщение на телефоне.
Соседки обсуждали недавнюю трагедию, гибель Светы Николаевой, чье тело обнаружили в квартире Вероники. Жалели их обеих — покойную и несчастную Нику, из жалости пустившую к себе побитую мужем соседку.
— Досталось же Вероничке, — сетовала щекастая тетушка в залихватской фетровой шляпке с перышком. — Затаскают ведь теперь в полицию.
— Ага, как же, — самодовольно фыркнула толстушка в синем пальто, едва сошедшемся одной пуговицей на животе. — Как ее затаскают, когда к ней Максимка Ковалев таскается ночами. Мне Николаич говорил, — понизив голос, зашептала, — что Макс к ней ночью ходит. А он — полицейский, капитан. Свою зазнобу защитит уж как-нибудь.
— Не верю что-то, — пробормотала собеседница. — Максим ходит к Веронике?
— Да точно, точно! Николаич с собакой выходил гулять, сам видел, как он к ней шастнул. Ночью.
— Да ну тебя, — отмахнулась фетровая тетушка. — Вероника — приличная, она с его бывшей женой дружила, с Марьяной. Илона говорила, что Марьяна к Нике погадать ходила, и все сбылось.
— Вот так, значит, и дружила-гадала, что мужа увела, — безапелляционно пригвоздила толстушка. И протянула: — А уж какой кардиолог Марьяна… дай бог каждому. Я к ней на среду записана…
Кумушки переключились на общие болячки, вор отправился машину угонять.
Но позже все-таки решил узнать, что за капитан такой, Максим Ковалев, появился возле Вероники. И оказалось — пригодилось. Когда могуче припекло.
Котов прекрасно понимал, что, выкручиваясь — по сути дела мечтая попросту уйти живым! — он подставляет Веронику, которую едва-едва сумели вывести из дела, будто ее там и вовсе не было. Смерть Светланы, правда, объявили несчастным случаем уже из-за Котова. Игнат действительно убил ее случайно: разъяренная женщина выскочила на него из кухни с острым тесаком в руках. Убийство переквалифицировали на самозащиту.
Но на сотрудничество с ФСБ вор, говоря по правде, согласился не ради смягчения обвинений. Многие годы в его голове сидела заноза: это Топляк Шаланду заказал, убрал, когда большие деньги потекли. И, помня это, Кот с Костей ни за что бы не связался, если б не настойчивая жадность Жанны.
О чем теперь жалеть? Сам виноват.
Но вот в вопросе с Вероникой нужно было проявить упорство. Отвести от нее Тополева раз и навсегда!
