Из-под скамейки выкатился крохотный посверкивающий цилиндр, и Игнат невольно вздрогнул: показалось — гильза прикатилась прямо под ноги! Пустая, легкая и жутко символичная.
Не меняя положения тела, Котов опустил глаза… Нет, твою мать, показалось. По полу катался фильтр от выкуренной сигареты, бронзово-коричневый, чуть-чуть посверкивающий…
Незаметно выдохнув, Игнат слепо уставился в противоположную стену и начал выбирать тактику поведения на предстоящей встрече с Тополевым.
Обидеться за недоверие?.. Пожалуй, не стоит. Обида с Костей не прокатит: ему плевать на все душевные расстройства, особенно когда дело касается пяти лимонов евро. Тут Тополев однозначно в своем праве.
А потому достаточно насыпать сухости при встрече. Повести разговор в демонстративном стиле «покупатель-продавец» и расстаться кораблями в тихом (криминальном) море.
Пожалуй, да. Отдать товар, индифферентно получить бабло и сделать Косте ручкой.
Размышляя и прикидывая, Игнат машинально считал повороты грузовичка. Похоже, фургон двигается в юго-западном направлении. За город, к МКАД.
Но, впрочем, двигался грузовичок недолго. Куда-то повернул на тихой скорости, остановился, и тут же вдоль борта протопали знакомые шаги. Задняя дверца распахнулась, в проеме показался тощий тип в великоватом камуфляжном костюме и черной бандане. Кивнув Марату в принятой нынче молчаливой манере, мгновенно испарился в сторону кабины.
Едва троица пассажиров выпрыгнула из фургона, грузовичок шустро развернулся на небольшом пятачке за углом бетонной пятиэтажки и умчался, скрытый мокрым осенним сумраком.
Марат шагнул к черному джипу, припаркованному под кустом облетевшей акации, и произнес:
— Поехали дальше, Кот. Константин Федорович ждет.
Когда джип с разместившейся троицей помчался по загаженному строительным мусором пустырю, начавшемуся за окраинной пятиэтажкой, Котов даже не попытался поглядеть назад, чтобы проверить, есть ли хвост за тачкой. Кивок мужика в бандане наверняка обозначал: «Все чисто, Марат Ибрагимович. Слежки не было».
Почему дико богатый Костя не продал домик в не самом престижном районе Подмосковья, Котов, один из немногих, пожалуй, понимал: Топляк здесь ностальгировал. По безбашенным голодным временам начала девяностых, когда по-волчьи рвал чужих и даже ближних, когда кровь закипала при виде оголившегося женского бедра. Сейчас, в пятьдесят с приличным гаком, так и стриптиз его уже, поди, не зажигает. А банька в цоколе еще помнит, помнит стоны-хрипы-вздохи…
Хотя деревянную обшивку предбанника подвальной сауны Топляк все же обновил. И небольшой бассейн, кажется, поменял оттенок керамической плитки. Вроде бы раньше в сложном тоне «морская волна» было больше зелени, сейчас вода казалась более сочной, яркой, практически лазоревой.
Да, точно, орнамент дна теперь другой. Тогда русалки там резвились, сейчас дельфины плавниками воду режут…
Погруженный в воспоминания Котов замедлил шаг, проходя мимо бассейна к повороту, за которым, в глубокой нише, располагался деревянный стол и лавки. Внезапно перламутровые блики плитки показались ему зябкими, лучи погруженных в воду ламп как будто выбросили ледяные иглы, бассейн оброс шипастым инеем… Припомнился неподтвержденный слух: когда-то Костя притопил в этом бассейне борзую проститутку…
Дьявол, как не вовремя-то! Резко отогнав вызванное памятью наваждение, Котов повернул за угол, и на него обрушился густой бас Тополева:
— Кот, дорогой, ну наконец-то! Садись, садись, располагайся… Заждался я тебя, пропавшего…
Невысокий плотный Костя, запахивая белоснежный халат на тугом брюшке, привставал из-за накрытого стола. Его радушие вполне можно было принять за чистую монету: накрытый стол ломился, в запотевшем графине дожидалась водочка, сам Костя уже баловался коньячком. Из простецкого граненого стакана. Ностальгировал, видать, по полной.
— Ну, здравствуй, друг, — рассыпался Тополев. — Марат! — рявкнул неожиданно. — Прими-ка у Кота одежду.
Игнат неторопливо стянул с себя куртку и протянул ее появившемуся из-за угла борцу. Оставшись в пиджаке, одернул его рукава, поддернул джинсы и сел напротив добродушно скалившегося Тополева.
