— Герр Струве, зачем так волноваться? — спросил Маликульмульк, забеспокоившись, что старику от воспоминаний может стать дурно.
— Я не волнуюсь! Я хочу объяснить вам, что произошло! — воскликнул герр Струве. — Карл Готлиб, воды мне и лавровишневых капель! Слушайте — вот веревочка. На одном конце — российская императрица, на другом — бедный еврей, который забрел в Ригу неведомо откуда и даже поселился не со своими сородичами, а с латышами. Как бальзам Кунце попал к государыне? Как, я вас спрашиваю?
— Вы хотите, чтобы я размотал веревочку? — спросил Маликульмульк, которому и самому стало любопытно. — Извольте. Посоветовать государыне принять бальзам могла только приближенная к ней особа или кто-то из рижских аристократов, с кем она беседовала в те несколько дней, что провела в Риге.
— Верно! Вы идете верным путем! А откуда бы этому предполагаемому аристократу знать о существовании бальзама Кунце?
— Кто-то рассказал ему… да, пожалуй, не только рассказал, но и поил его этим бальзамом, причем не безуспешно… Я прав?
— Вы правы, герр Крылов. Кому мог доверить ратсман или барон свое драгоценное здоровье?
— Врачу. Или же аптекарю.
— А для чего врачу или аптекарю рекомендовать своему пациенту лекарство, изготовленное по непонятному рецепту неведомо кем? Какой в этом резон? Все еще не понимаете? Вспомните — на той стороне Двины, на Клюверсхольме, потихоньку работает маленькая фабрика, и оттуда привозят в крепость и в предместья штофы с бальзамом. Принадлежит она Семену Лелюхину или кому-то из его приятелей — неважно. Чего недостает этой фабрике, чтобы дело развернулось вширь? Не поняли еще? Славы и легитимности! Да! Вот почему Семен Лелюхин, богатый человек, изобрел эту интригу! Он понял, что на бальзаме Кунце можно делать огромные деньги! Он заплатил аптекарю — знать бы, кому из нас! — чтобы аптекарь предложил зелье кому-то из ратсманов или бургомистров. Возможно, и этот ратсман тоже получил немалую сумму, чтобы подсунуть бальзам Кунце государыне. Она захворала очень кстати, герр Крылов, очень кстати!
— А отлично придумано, — заметил Маликульмульк. — Слово государыни дороже золота, да только вот что странно. Вы сами, герр Струве, сказали, что пресловутый «белый бальзам» — отменная крепкая настойка для любителей выпить. А судя по тому, что государыня изволила его хвалить, он ей все же помог. Значит, он имеет целебные свойства?
— Тут есть еще одна тайна, герр Крылов. Мы, аптекари, как вы понимаете, пытались узнать, что за болезнь приключилась с императрицей, от чего ей так успешно помог бальзам. Так вот — она им воспользовалась для растирания спины! Но мы это узнали уже больше недели спустя после ее отъезда. А по Риге уже был пущен слух, что государыня пила бальзам Кунце и осталась очень довольна. Разумеется, спрос на бальзам вырос — и его покупали не для попойки, а для лечения. Тут мы, аптекари, заявили о своих правах, и началась истинная война с Лелюхиным. А теперь я должен вспомнить, я должен вспомнить…
Вошел Карл Готлиб со стаканом воды и пузырьком, старый аптекарь велел отсчитать тридцать капель и, морщась, выпил лекарство.
— Я, кажется, утомил вас, герр Струве, — сказал Маликульмульк, хотя ему и хотелось дослушать историю с бальзамом.
— Нет, ничуть. Я рад, что его сиятельство желает получить верные сведения. Так вот, незадолго до того Петер Бирон стал курляндским герцогом… тоже, кстати, смешная история… Старого Эрнста Иоганна Бирона курляндцы признавать не желали, вы же знаете этих курляндцев — кровь немецкая, гонор польский. Государыня предложила им присягнуть в четырехнедельный срок, а кто не захочет — у того в имении разместят на постой русские войска. Мы здесь об заклад бились, кто из баронов продержится дольше всех, мы же узнавали новости от наших добрых товарищей — ведь и в Митаве есть Придворная аптека, аптека Льва, аптека Лебедя, и в Либаве — аптека Андреаса и Зеленая аптека, и в Гольдингене — Герцогская аптека! Казалось, насилу они смирились со старым Бироном — и тут он вздумал передать престол сыну Петеру, да и правильно вздумал — ему уж было чуть ли не восемьдесят лет. Так курляндцы опять, задрав носы, взбунтовались против Биронов, так что Петер в Митаве лишь женился, а потом сбежал чуть ли не в Париж и немало лет правил герцогством на расстоянии — о, на очень большом расстоянии!
