— Судя по всему, не я тебя брошу, а ты меня, и, наверное, очень скоро. Зачем, собственно, я тебе нужен? Ты сама находишь выход из любого положения.
— Если бы… Ты мне скажи, как мне быть со своим отцом-антисемитом? Идкинд ведь спросит об этом.
— Не спросит. Его интересует только дело.
— А если по делу, то давай обсудим стратегию. Ведь придется тебе вести этот разговор. Я по-английски могу только здороваться, поблагодарить за беседу и попрощаться.
— Давай обсудим, — согласился он. Мы вышли на улицу, сели в небольшом скверике и обговорили, кажется, все повороты, какие могут возникнуть, но все-таки так и не угадали, как повернулась эта самая трудная в моей жизни беседа.
Офис сэра Идкинда оказался на берегу Темзы, как мне показалось вначале, в старом складе. Это было большое деревянное двухэтажное здание. Стены внутри были обшиты темными от старости досками. В большом зале за стеклянными перегородками находилось десятка два женщин. Работали факсы, принимая и отправляя информацию, светились экраны компьютеров.
Нас встретила молодая стройная женщина, я не могла определить, сколько ей лет: то ли двадцать пять, то ли сорок пять, лишь когда она улыбнулась, я поняла, что она старше меня. Вверх, на второй этаж вела довольно крутая лестница, я подумала, что если женщина будет подниматься первой, будут видны ее трусики, но первым стал подниматься Заместитель, за ним шла я, а наша сопровождающая умудрилась на узкой лестнице идти не впереди, не сзади, а почти рядом со мной.
Кабинет сэра Идкинда оказался точно таким же залом, как и внизу, но не казался большим, потому что был заставлен шкафами с книгами, диванами, столом для заседаний, за которым, как у нас в компании, могло поместиться двенадцать человек. В кабинете была еще электрическая плита, два больших холодильника, круглый стол с тремя креслами. Это все я рассмотрела потом, вначале меня поразила стена из стекла, через которую просматривалась Темза с парусниками на противоположном берегу, кирпичными складами, со стрелами подъемных кранов и баржами.
Бесшумное плавное движение кранов завораживало, напоминая танец.
Из-за стола поднялся высокий худой старик в темном пиджаке и серых полосатых брюках. Он был похож на джентльмена из кинофильма.
Это был мой первый выезд за границу, но меня не оставляло ощущение, что все это я раньше видела: и лондонские улицы, и магазины, и гостиничные номера, и таких джентльменов, как сэр Идкинд. И я действительно все это видела в кино и по телевизору.
Я была уверена, что сэр Идкинд поцелует мне руку, в кино джентльмены всегда целовали руку даме, но он пожал мою руку. Его ладонь оказалась очень широкой и прохладной, как у всех стариков, про которых говорят, что их уже кровь не греет. В нашем микрорайоне таких стариков почти не было. Они не доживали: их или убили на войне молодыми, или они спивались и умирали, едва перевалив за шестьдесят.
— Кофе, чай? — спросил Идкинд.
— Кофе, — сказала я.
И пока мы усаживались за столом, женщина, которая нас встречала, уже поставила на стол кофейник, сливки, бисквиты и вазочку с очень мелкими кусочками сахара.
Мы пили кофе, Идкинд молчал, полуприкрыв глаза. Заместитель представил меня и заговорил по-английски, но Идкинд прервал его.
— Говорите по-русски.
Заместитель меня предупредил, что, хотя Идкинд всегда говорит по-английски, он понимает русский. Уловив некоторое замешательство Заместителя, Идкинд пояснил:
— В Москве я говорю по-английски, потому что это удобно при переговорах. Пока переводчик говорит, можно обдумать, передумать, осмыслить, внести поправки.
У Идкинда был акцент, как у поляков, хорошо говорящих по-русски. Заместитель замолчал. Мы распределили роли. Он должен был говорить, я только уточнять.
— Передайте Борису, что я очень ценю его как музыканта и всегда бываю на его новых программах, — обращаясь ко мне, сказал Идкинд.
— Непременно, — пообещала я, не уверенная, что еще раз увижусь в этот приезд с Борисом.
Идкинд совсем закрыл глаза, и мне показалось, что он уснул. А что, может быть и уснул, его попросили, он нас принял, но его вряд ли волновали наши проблемы, он ничего не терял, как бы ни переменилась ситуация, и российский рынок для него не главный.